Однажды Хичкока спросили:
– Что вы думаете о высокой оценке «Головокружения» европейской критикой?
– Я думаю, они поняли всю сложность ситуации.
Сразу же после окончания съемок, еще до начала монтажа, Хичкоки отравились в отпуск на Ямайку, где провели целый месяц. Режиссер обдумывал новый проект. Во время съемок «Головокружения» он уже работал с Эрнестом Леманом над сценарием с предварительным названием «В северо-западном направлении» (In a Northwesterly Direction). Они уже трудились над «Крушением «Мэри Диар», но Леман вспоминал, как Хичкок, «придя на встречу, заявил, что работа над «Мэри Диар» слишком затянулась и мы планируем заняться другим сценарием». Руководители студии MGM были скорее довольны, чем расстроены. Они думали, что Хичкок работает над двумя фильмами, а не над одним, как того требовал контракт.
Хичкок и Леман дали волю своей фантазии, придумывая новые сюжеты и обстоятельства. По словам Хичкока, ему «всегда хотелось изобразить погоню на склонах горы Рашмор[8]». Это был просто образ, однако он, похоже, настроил и режиссера, и сценариста на новую волну. Пока Хичкок был захвачен водоворотом «Головокружения», Леман задавал себе вопросы. Кто кого преследует на знаменитых горных склонах? Почему преследуемые и преследователи оказались в таком месте? Как они туда попали? Если на поезде, то куда ехал главный герой? На встречу с кем-то? Возможно, это молодая женщина. И что потом? Один вопрос порождал другой, и у Лемана постепенно накапливались страницы сценария, который в конечном итоге превратился в фильм «К северу через северо-запад». Леман признавался, что «в конце зрители не знают, что будет дальше, поскольку я этого тоже не знал». Но Хичкок одобрил уже проделанную Леманом работу и с энтузиазмом принялся за сценарий, внимательно следя за развитием необычного сюжета.
В какой-то момент режиссер сказал Леману: «Я всегда хотел снять сцену в пустынном месте – там, где абсолютно ничего нет. Вы стоите, а вокруг ничего. Камера может повернуться на 360 градусов и не покажет ничего, кроме одинокого человека, – потому что злодеи, желающие ему смерти, заманили его в это безлюдное место. Внезапно налетает торнадо, и…
– Но, Хич, как злодеи вызовут торнадо?
– Понятия не имею.
– А что, если в небе появится самолет?
– Да, опылитель посевов. Мы можем поместить рядом какие-нибудь поля».
Так Эрнест Леман вспоминает их разговор. Режиссер, вне всякого сомнения, видел самолеты, опылявшие поля в окрестностях его ранчо.
А потом Хичкок вдруг остался один. В середине апреля 1958 г. Альма вернулась домой на Белладжо-роуд и сообщила мужу, что стандартное обследование выявило у нее рак шейки матки и ей предстоит очень рискованная операция. В то время рак считался смертельным заболеванием. Альма старалась не падать духом – вне всякого сомнения, в основном ради мужа, – но сам Хичкок был буквально парализован страхом. Он продолжал снимать, в том числе одну серию для программы «Альфред Хичкок представляет», но, по свидетельству его официального биографа, Джона Рассела Тейлора, «он мог приехать прямо в больницу, плача и дрожа всем телом». Хичкок обедал в одиночестве в одном из соседних ресторанов, но в последующие годы старался даже не приближался к этому месту. Впоследствии Альма говорила, что «он хочет стереть его из своей жизни». Период паники, граничащей с истерикой, должен был быть стерт у него из памяти.
Норман Ллойд, который по-прежнему работал с ним над сериалом «Альфред Хичкок представляет», вспоминал, как однажды приехал с Хичкоком к нему домой на Белладжо-роуд. Стояла жаркая погода, и они оба были в рубашках с короткими рукавами. Хичкок говорил об Альме, а потом заплакал и никак не мог успокоиться. Его чувства были стары как мир. «Зачем все это? – спрашивал он Ллойда. – Какой в этом во всем смысл без Альмы? Ведь все, что я делаю в кино, вторично по отношению к тому, что на самом деле важно». Операция прошла успешно, и Альма медленно поправлялась. Но риск был очень велик. Впоследствии Альма говорила, что «для человека с таким страхом неопределенности, как у Хича, это было подобно пытке на дыбе». Их дочь вспоминала, что «папа был абсолютно безутешен». Альма уже почти полностью поправилась, а «Хич оставался подавленным и пребывал в убеждении, что она умрет». Он сказал Патриции, что не сможет жить без Альмы, и в своих мемуарах она отмечает, что, «если бы с мамой что-то случилось, он, вероятно, не смог бы больше работать».
В любом случае Хичкок, излив свои чувства, продолжил работать с Леманом под эгидой MGM над сценарием, который все еще назывался «В северо-западном направлении», или «Человек на носу Линкольна». Контракт давал ему полную свободу действий, и проект можно было назвать независимой работой Хичкока с использованием всех ресурсов студии. Леман хотел изучить маршрут своего героя от Нью-Йорка до горы Рашмор; они с Хичкоком решили, что это будет еще один рассказ о невиновном человеке, скрывающемся от преследователей. На этот раз его ошибочно принимают за правительственного агента, и шайка неназванных шпионов пускается в погоню, безжалостную и местами комичную, с самыми разными осложнениями – в аукционном доме, в холле гостиницы, на кукурузном поле, где его преследует самолет, опыляющий поля, и естественно, на головах президентов, вырезанных на склоне горы Рашмор. Хичкок подсказал Леману ряд превосходных мест и образов, часть из которых задумал давно, и попросил написать сценарий, связывающий их вместе. Его совсем не интересовала логика или возражения тех, кого он называл «нашими друзьями, приверженцами правдоподобия». Таким образом, преследование превратилось в нечто вроде циркового номера. Хичкок также хотел включить в фильм один давно задуманный эпизод. На конвейере автозавода в Детройте на выходе появляется готовый автомобиль, и из него вываливается труп. Но вставить эту сцену было трудно. В отличие от остальных.
На роль Роджера О. Торнхилла, рекламного агента, которого по ошибке приняли за шпиона, Хичкок пригласил Кэри Гранта; бывший цирковой артист, выступавший на трапеции, мог привнести в эту роль дух спектакля. В любом случае Джеймс Стюарт уже считался слишком старым – мир кино бывает безжалостным. На главную женскую роль Хичкок, вопреки рекомендациям студии, выбрал Эву Мари Сейнт, которая удостоилась приглашения на ланч на Белладжо-роуд. После этой встречи она говорила, что «один из величайших его талантов как режиссера – умение заставить тебя поверить, что ты единственный идеально подходишь для роли, и это вселяет в тебя необыкновенную уверенность». В отсутствие Эдит Хэд, которая была занята в других проектах, Мари Сейнт позволили самой выбирать себе одежду, но под присмотром Хичкока. Он говорил, что «вел себя как богач, взявший содержанку». Отчасти так оно и было. Они посетили универмаг Bergdorf Goodman на Пятой авеню и вместе выбрали классический черный костюм, черное шелковое платье для коктейлей и темно-коричневый свитер в комплекте с оранжевой курткой из грубой ткани. Для Хичкока все эти цвета были исполнены смысла, хотя в тот момент их считали просто очаровательным дополнением.
Когда начались съемки, Мари Сейнт попросили ничего не делать и смотреть прямо на Кэри Гранта. Самая важная инструкция – понизить голос. Хичкок придумал для актрисы набор сигналов, которые ей нужно было запомнить. «Я до сих пор говорю тихо», – заметила она однажды. Грант не отличался такой же покладистостью, что уже доказал на съемках «Поймать вора». «От меня требовалось только, – рассказывал он репортеру, – не обращать внимания на все, что он говорит. Но я догадывался, что у него на уме, и делал ровно наоборот. Это всегда работает и очень мне нравится». Однако Грант всегда просматривал сценарий до самого момента съемки, а это свидетельствует, что в его браваде была доля притворства.
Не все шло гладко. Съемочной группе не разрешили использовать гору Рашмор, считавшуюся заповедником, но Хичкок ничуть не расстроился и просто построил макеты в студии – все равно они были удобнее в том, что касается света и звука. Съемки запретили и в здании Организации Объединенных Наций, где разворачивается одна из главных сцен, так что в студии пришлось построить макет входа. Леман вспоминал, что «мы с Кэри Грантом ожесточенно спорили на заднем сиденье лимузина в Бейкерсфилде во время съемок эпизода с самолетом… Он сидел рядом и вместе со мной разбирал сцены с его участием. «Это смешно, – говорил он. – Вы думаете, что делаете фильм с Кэри Грантом? Это картина для Дэвида Нивена». Но Грант был профессионалом, который снимался уже двадцать шесть лет, и Хичкок обычно прислушивался к его советам. По поводу одной из сцен фильма Грант сказал ему, что, «если вы попросите Боба сдвинуть камеру на несколько сантиметров, через дверную петлю будет видно, как я иду по коридору». Это сработало.
Однажды во время перерыва в съемках Хичкок заметил, что Мари Сейнт пьет кофе из одноразового стаканчика, и пришел в ужас. «На вас платье за 3000 долларов, – сказал он ей, – и мне еще не хватает смотреть, как вы отхлебываете из пластикового стакана». Он распорядился подать ей фарфоровую чашку с блюдцем. Режиссер стремился поддерживать иллюзию – ради нее, ради съемочной группы и в первую очередь ради себя самого.
