ВасВас заявил, что в Ижевске он оказался проездом и о концертах Высоцкого, Хазанова и Толкуновой вообще ничего не знает. И потом в камере в знак протеста, что его, честного гражданина, арестовали, объявил голодовку. Человек железной воли, он 49 дней не прикасался к пище. И лишь припертый к стенке неопровержимыми доказательствами, вынужден был признать свое участие в организации концертов и давать показания.
25 января 1980 года следователь Кравец преподнес Высоцкому весомый подарок ко дню рождения – постановление о прекращении в отношении него уголовного дела: «С учетом названных обстоятельств речь может идти о переполучении им значительной суммы, т. е. о неосновательном обогащении, и о гражданско-правовых последствиях».
Янклович в своих воспоминаниях о Высоцком, естественно, представляет все иначе. Гонорары Высоцкого он занижает (150, максимум 300 рублей), а источник левых денег представляет совершенно иначе, чем другие свидетели: «Дворец спорта – Высоцкий и два ансамбля. Ансамбли работали по пять концертов, а получали за три. Остальные деньги отдавали администраторам, из этих денег те доплачивали Высоцкому». Что ж, Валерий Павлович добросовестно придерживается той версии, которую он отстаивал на следствии, а его адвокат Г. Падва – на суде. Мол, все деньги забирали себе мошенники-администраторы, а нас с Высоцким, так же, как и других «звезд», обманывали, точно так же, как обманывали государство: «И когда администраторы в конце концов попались, то естественно встал вопрос: куда делись деньги? Они ответили, что себе ничего не брали, все отдавали артистам. Там фигурировали Хазанов, Толкунова, Высоцкий… Вот и возникали всякие процессы. Повторяю, когда администраторы или директора филармоний попадались, то заявляли:
– А мы себе эти деньги не брали…
Рассчитывая на то, что Высоцкому все равно ничего не будет: ведь он получал деньги за свой труд. Дескать, Высоцкий все примет на себя, а они проскочат».
Но следователи, прокуроры и судьи дураками не были и прекрасно понимали, что «звезды» за грошовые официальные гонорары работать не будут, тем более в Богом забытых Ижевске и Глазове.
При желании следствие могло объявить Высоцкого и Янкловича членами одной с Кондаковым и его подручными преступной группы, и на суде бы им дали по полной катушке. Однако в этом деле никто не был заинтересован. Когда партия и правительство начали очередную кампанию борьбы с незаконными доходами артистов, они вовсе не собирались сажать всенародно известных знаменитостей – Кобзона, Магомаева, Хазанова, Толкунову и, конечно же, Высоцкого. Ведь народ своих кумиров любит, и если их всех вдруг взять и посадить, то в их виновность люди все равно не поверят, будучи уверены, что народных любимцев просто подставили лихоимцы из числа концертных администраторов. И будут только еще больше озлоблены на власть, которая лишила их счастья общаться с кумирами. В Кремле все это прекрасно понимали. Поэтому ни Высоцкого, ни Хазанова, ни Толкунову арестовывать никто не собирался. Задача следствия заключались в том, чтобы заставить народных любимцев поделиться незаконно полученными гонорарами с государством. Кстати, по тому же принципу строили свою защиту Янклович с Высоцким: мы, дескать, не при делах, это хапуги-администраторы хотят прикрыться именем всенародно любимого артиста, чтобы выйти сухими из воды. Незаконно полученные деньги пришлось вернуть, потеря была ощутимой, но все же не критической. Высоцкий скоро наверстал ее на других концертах, где ему, как и другим знаменитостям, по-прежнему платили из «черной кассы».
«На первоначальном этапе следствия, – вспоминал Кравец, – защищать Кондакова из Москвы приехал один из самых видных адвокатов СССР Кисинежский, участник Нюрнбергского процесса. Как-то он отвел меня в сторонку и сказал: «Знаете, я ведь, по большому счету, прилетел сюда, чтобы поинтересоваться судьбой Высоцкого. Он просил меня узнать: что ему грозит?» Я ответил адвокату, что в отношении Высоцкого уголовное дело будет прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления, потому что мы охотимся за мошенниками, а не за артистами. «Это деликатное и мудрое решение, – услышал я от Кисинежского, – я передам это Владимиру Семеновичу». Вскоре он улетел обратно в столицу, а вместо себя прислал другого защитника – Генриха Падву».
Генрих Падва так вспоминает, почему он оказался связан с ижевским делом: «Я отдыхал на юге, мы с приятелем путешествовали на машине. По дороге заехали в Тбилиси. Едем и вдруг видим афиши Театра на Таганке. Это было, по-моему, днем – у нескольких актеров было выступление в каком-то Доме культуры.
Я говорю: «Давай заедем!» В общем-то, хотел увидеть Валерия. Я с ним был ближе знаком, потому что он жил рядом, в Большом Сухаревском, бывал у меня, и я бывал у него. Но и Володю тоже надеялся увидеть.
Поднимаемся наверх, там большой длинный коридор. Спрашиваю: «Где комната Высоцкого?» Мне отвечают: «Дальше по этому коридору».
Направляюсь туда, навстречу издалека движется какая-то пара. Иду, не очень обращая внимания. И вдруг слышу: «Ну, туда-растуда! Вот это да!»
И, вот так растопырив руки, ко мне устремляется Володя: «Это же чудеса! Мы с Валерой идем и решаем: где бы нам найти Генриха – и вдруг ты!» – «А что такое?» – «Да понимаешь, вчера прилетел следователь из Ижевска»… Это 1979 год, вторая половина сентября. Прилетел следователь, и Володя начинает рассказывать про дело Василия Васильевича Кондакова. Времени не было, мы договорились, что я приду на вечерний спектакль. И весь этот спектакль мы с Валерием просидели в буфете, а Володя прибегал, как только не был занят на сцене. Речь шла о том, что происходит и что можно сделать. Володя все это рассказывал очень взволнованно, на таком накале!..
Вот так мы провели весь вечер…
Короче говоря, они меня уговорили взять на себя защиту Кондакова.
Володя, когда все это рассказывал, очень беспокоился и за Кондакова, и за администраторов, и за Валерия Янкловича. В общем, я понял, что он больше озабочен судьбой других, чем собственной. Он говорил, что все надо продумать: чем он сам может помочь, кто еще может вмешаться, что могу сделать я… Говорил очень заинтересованно, очень активно и очень, скажем так, альтруистически.
Так вот – выяснилось, что Кондаков был очень крупным администратором, очень талантливым человеком с точки зрения этого дела. В 1979 году он проводил в Ижевске концерты Толкуновой, Хазанова и Высоцкого. Кондаков обвинялся в том, что во время этих концертов происходил «съем денег». То есть продавалось билетов большее количество, отчитывались за меньшее – и часть денег присваивалась. Из этих денег выплачивались дополнительные суммы артистам, а часть денег присваивал Кондаков и еще группа администраторов. А так как к концертам Высоцкого имел отношение Янклович, то шла речь о его возможной причастности… Вот в чем суть дела. И я принял поручение.
