«Площадок» в Томске оказалось много. Затем перебрались в Колпашево, а оттуда — в тур по Алтаю. После, как и обещал Войтенко, был Казахстан, и — наконец, адью!
Москва встретила привычной суетой. Высоцкому пришлось побегать за всякими справками по разным конторам, помогая маме в оформлении будущего жилья (тьюфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!). Попутно занимался домашним хозяйством — у Люси были свои хлопоты с ее вгиковской аспирантурой, пытался привести в относительный порядок обрывки своих зимне-весенних набросков. Надо же, хоть что-то уцелело. Ведь забывается, зараза, сколько уже раз сам себе говорил: носи в кармане какой-нибудь блокнотик..
На халтурку летом трудно было рассчитывать — мертвый сезон. Поэтому когда молодой поэт Петр Вегин предложил поехать в подмосковную столицу ядерщиков — Дубну: «И Понтекорво будет, и все остальные засекреченные! Все льют кипятком от желания увидеть и услышать нас. Дают два автобуса, гостиницу и жратву на два дня», то обрадовался и сразу согласился, но только вместе с Кохановским. Вегин обещал, что в Дубне по физикам будет нанесен мощный «лирический» удар: кроме поэтов, там будет еще и выставка работ молодых художников — Эрнста Неизвестного, Бориса Жутовского, Юло Соостера, Юры Соболева... Любопытно будет взглянуть, а то с этими гастролями совсем от жизни отстал. Спасибо, Люся просвещает. Хотя кто-то сказал: «Просвещенная монархия просвещает абсолютно»...
Поехали? Поехали!
После выступлений и теплых встреч всей компанией они лениво валялись на берегу неширокой тут Волги, купались, балагурили. Владимир и Гарик с диким ором и плеском топили в волнах привезенных подружек Девки визжат, но им это жутко нравится, считал наблюдательный Вегин, и вообще все очень хорошо. Даром что ли кумир «звездных» мальчиков и девочек тех лет Василий Аксенов один из своих рассказов так и назвал — «Жаль, что вас не было с нами...»?
...Когда уже стало совсем невмоготу, Высоцкий решил продать свои песни. Но как продать? Это все-таки не цветы, не кулек семечек, на улице не поторгуешь, любому не предложишь. За советом обратился к дальнему родственнику Паше Леонидову, который уже давно крутился среди эстрадников в Москонцерте. Павел согласился, даже классика припомнил: «Не продается вдохновенье...» Пообещал свести Владимира с хорошими певцами. К корифеям не суйся — у них устоявшийся репертуар, свои, прикормленные авторы. А молодым новые песенки нужны. Попробуем! Через пару дней в «Эрмитаже» будет большой концерт, в антракте подойдешь, я тебя со всеми познакомлю.
Леонидов провел Высоцкого по гримерным, знакомил, хотя в представлении эстрадные певцы не очень-то нуждались. Их имена — Майя Кристалинская, Лариса Мондрус, Вадим Мулерман, Владимир Макаров, Иосиф Кобзон — уже были известны, ни один «Голубой огонек» без них не обходился. Они слушали песни Высоцкого и не понимали, как это можно петь. Для Кобзона Владимир спел «Звезды». Иосифу понравилось, рассказывала Люся Абрамова, и он сказал: «Я сейчас не возьму ничего. Володя, ты сам станешь петь свои песни. Заработаешь — отдашь». И очень тактично дал четвертной.
Владимир вздохнул — ну хоть что-то! — и укатил в Латвию на очередные съемки. Режиссер Филиппов (говорили, что он был учеником Сергея Эйзенштейна, но не самым лучшим) решил доверить ему ведущую роль — бригадира Маркина в фильме «На завтрашней улице». «Проба получилась отличная, — говорил постановщик, — поэтому я других актеров пробовать не стал...» Крой был настолько положительный, говорил Высоцкий, что «я не могу без смеха об этом вспоминать. Он такой хороший — бригадир земснаряда Маркин! Все его любят: жена любит, дети, начальство... Он такой прекрасный просто! Живет в палатке, палатка течет, жена плачет, ребенки кашляют. А он говорит: «Не буду брать квартиру, другим нужнее»... Таких людей не очень интересно играть».
Но что делать? Надо работать. Вот если бы ему кто предложил жилье...
На съемки он потащил за собой чуть ли не половину состава несостоявшегося театра на улице Дзержинского: поехали — и отдохнете, и копейку заработаете. Не беда, что ролей для них в сценарии не было — сами сцены придумывали, выписывали новый сюжет, рассказывал Всеволод Абдулов, а Филиппову эта самодеятельность нравилась.
Круглое лето компания провела в прекрасных местах у Даугавы, в поселке Айзкраукле, рядом со строящейся Плявенской ГЭС. «Это было великолепное время в моей жизни, — вспоминал потом Высоцкий. — Я видел, как прорывает перемычку, видел, что такое аврал, как перекрывают реку. В общем, впервые в жизни видел, как создается эта махина, которая потом на фотографиях выглядит так красиво и безобидно... Я видел, как ее создают своими руками люди...»
Все это ему действительно было интересно. Происходящее вокруг по-настоящему удивляло и восхищало. Он буквально вдыхал в себя новую информацию, новые впечатления, подобно мощной всасывающей воронке.
Съемочная группа жила в палатках, в лесу. По воскресеньям играли в футбол, давали концерты строителям. «Мы, — говорил Абдулов, — снимали убогий фильм не самого хорошего режиссера, радости работа не приносила — это мы прекрасно понимали. Но как радовались жизни!»
Только вот, писал он Люсе, «никак, лапа, не посещает меня муза, — никак ничего не могу родить, кроме разве всяких двустиший и трехстиший. Я ее — музу — всячески приманиваю и соблазняю: сплю раздетый, занимаюсь гимнастикой и читаю пищу для ума, но... увы — она мне с Окуджавой изменила. Ничего... это не страшно, все еще впереди. Достаточно того, что вся группа, независимо от возраста, вероисповедания и национальности, — распевает «Сивку-бурку», «Большой Каретный» и целую серию песен о «шалавах». А Севка Абдулов получил письмо от геологов из Сибири: они просят тексты песен и говорят, что геологи в радиусе 500 км от них будут их распевать. Так что все в порядке, и скоро меня посадят как политического хулигана...»
...В один из дней в разгар съемок помощник режиссера примчался с телеграммой: «У Высоцкого сын родился!» И «бригадир Маркин» помчался на машине догонять убегающий поезд.
Нина Максимовна рассказывала: «Все мы — бабушки и дедушки — стояли под окнами родильного дома в Покровском-Стрешнево. Люда выглядывала из окошка четвертого этажа, а Володя, достав из чемодана синее кожаное пальто, размахивал им в воздухе. Своим громким голосом кричал: «Это тебе подарок... за сына!»
— ...Старик, ты уже стал знаменит, как... Лебедев-Кумач. Или Михаил Исаковский. Поздравляю...
— ?
— Твои песни уже в спектаклях поют.
— Правда? И где же?
— Ну, пока не во МХАТе, но все же... Есть такой театр драмы и комедии.
