В основе эстетики позднеантичного искусства лежал принцип ars celat arte sua — искусство сокрыто в самом себе. А поэтому настоящее искусство должно быть таким, чтобы зритель воспринимал картину как открытое окно в реальный мир, населенный живыми существами. Овидий рассказывает, что изваянная Пигмалионом статуя Галатеи предстала перед творцом настолько одухотворенной, что ваятель стал общаться с ней как с живым существом. А упомянутый Плиний Старший поведал также об истории с одной картиной Апеллеса, на которой конь под Александром Македонским был изображен столь правдоподобно, что, когда к картине подвели настоящего жеребца, тот заржал, приняв изображение за живую лошадь. Тот же Плиний рассказал и о другом древнегреческом живописце Зевксисе (V–IV века до н. э.), который мог так правдиво и убедительно воспроизвести виноградную гроздь, что к картине на поклев слетались птицы.
Неизвестно, следовал ли сознательно Тициан этому принципу, но он был способен выразить в своих работах то, что казалось невозможно передать в цвете, например, сокровенные мысли или порывы души, которые незримы и нематериальны. Он не был еще во Флоренции и о работавших там мастерах был наслышан из рассказов Фра Бартоломео делла Порта. Не исключено, что монах-художник поведал ему о знаменитой картине Боттичелли «Рождение Венеры». При сравнении «Венеры Анадиомены» с боттичеллиевской работой в глаза бросается их главное отличие. У флорентийского мастера выражены хрупкая мечта и призрачное представление об античном мире, Тициан же придал этому поэтическому мифу жизненное правдоподобие и материальную осязаемость. Его Венера, едва выйдя из воды и крепко стоя на ногах, естественно и чисто по-женски принимается выжимать обеими руками намокшие волосы, а напоминанием о мифе служит у него все та же морская раковина, но намного меньше той, что показана на картине Боттичелли.
По-видимому, в тот же период, памятуя о беседах с Ариосто, он написал превосходную картину «Наемный убийца» или, как ее еще называют, «Il Bravo» (Вена, Музей истории искусств). Есть основание полагать, что написана она по заказу патриция Веньера, в доме которого ее в 1528 году видел коллекционер Микьель и описал в своих заметках. Долгое время работа приписывалась Джорджоне и сравнивалась с его несколько сходной по содержанию картиной «Портрет воина с оруженосцем» (Флоренция, Уффици). Имелось несколько толкований сюжета картины, и в качестве литературного источника делались ссылки на одну из работ римского историка Валерия Максима. Но в последние годы, особенно в ходе подготовительных работ к вызвавшей большой международный резонанс выставке работ Тициана во Дворце дожей в 1990 году, многие исследователи не только окончательно подтвердили авторство картины, но и установили ее литературный источник, вдохновивший художника. Речь идет об одном из эпизодов «Вакханок» Еврипида и «Метаморфоз» Овидия. В нем повествуется, что правитель Фив Пенфей резко выступил против распространения культа Вакха в своем царстве.
Тициан запечатлел на картине сцену пленения Вакха по приказу царя Пенфея, который жестоко поплатился за эту дерзость и был растерзан разъяренными вакханками и сатирами. На темном фоне ярко выделяется прекрасное лицо Вакха. В его взоре и полуоткрытом рте читается не испуг, а изумление тем, что какой-то смертный дерзнул коснуться рукой божества. Профиль наемника остается в тени, высвечены лишь мощная шея и правая рука, ухватившая Вакха за ворот, в то время как левая готова выхватить из-за спины кинжал. Прекрасно написаны увенчанная гирляндой из виноградных листьев златокудрая голова Вакха, зловеще сверкающие стальные латы и пунцовый рукав камзола подосланного убийцы. Эта контрастность цветового решения усиливается общим темным фоном и четко раскрывает главную мысль картины — столкновение двух несхожих начал, дионисийской аллегории и реальной жизни. Вот почему художник решил показать обоих персонажей картины в современных одеждах, словно подчеркивая, как коллизии античного мифа экстраполируются на реальную действительность. Его Вакх в античном облике появится чуть позже в другой мифологической композиции «Вакх и Ариадна», предназначенной для феррарского герцога. Тициан был первым в европейской живописи, кто отобразил античный мир и его героев как полнокровный и жизненный прообраз современного ему бытия.
Пока он неспешно завершал работу над двумя мифологическими картинами, то и дело перечитывая в переводах вдохновившие его поэтические произведения латинских поэтов, посол Тебальди получил от своего обеспокоенного хозяина грозное послание. «Сдается нам, — пишет в нем герцог, — что художник Тициан совершенно не считается с нами. Немедленно отправляйтесь к нему и передайте наше крайнее недоумение тем, что заказанные картины до сих пор не завершены. Пусть он ускорит работу, чтобы не вызывать наш гнев. Да будет ему известно, что он играет с нами плохую игру, которая может для него жестоко обернуться. Если в самое ближайшее время он не закончит картину, нам придется всерьез подумать о том, каким образом заставить его выполнить обещанное».[52] Посол в осторожных выражениях донес до художника содержание письма.
Чтобы не переполнять чашу терпения разгневанного герцога, Тициан наконец закончил работу, но пока только над двумя из трех заказанных ему картин: «Подношение Венере» и «Вакханалия» (обе Мадрид, Прадо). Их темы были выбраны самим герцогом по подсказке сестры Изабеллы д'Эсте, подарившей брату «Образы» Филострата, одного из софистов с острова Лемнос (II век н. э.). В его книге содержится красочное описание 64 картин, созданных древнегреческими живописцами на одной из вилл Нового Полиса, то есть Неаполя.
Тициан не стал строго следовать литературному источнику и выразил собственное представление о культуре и искусстве античного мира. Своей чудодейственной кистью он оживил греко-римскую мифологию, выделив в ней гармонию и свойственную ей особую эмоциональную атмосферу. Картина «Подношение Венере» как бы дописывалась после кончины Фра Бартоломео. На привольной лужайке, ограниченной слева высокими деревьями, резвятся пухлые амурчики, над которыми возвышается Венера в виде мраморного изваяния на пьедестале. В правой руке она держит раковину, а левой придерживает ниспадающее покрывало. Справа в картину вторгаются две прекрасные вакханки, одна из которых протягивает богине зеркало. Позже обе эти вакханки органично перейдут на другое полотно — «Вакх и Ариадна».
Под пристальным взглядом богини сонм розовощеких амурчиков заполняет всю оставшуюся часть картины. Они весело резвятся, обнимаются, целуются и собирают в корзины яблоки, срываемые с деревьев их собратьями (известно, что этот плод посвящен Венере). Другие амурчики пляшут, взявшись за руки, или играют с пойманным зайцем. Эти маленькие обворожительные создания полны жизни и пышут здоровьем. Атмосфера радости царит на картине, чему в значительной мере способствуют и тонко переданная прозрачность воздуха, и прекрасно написанный в теплых тонах холмистый пейзаж с селением вдали.
