По-видимому, речь идет о тракторах, образцы которых демонстрировались в Кремле правительству в ноябре прошлого года, сведения о чем были опубликованы в печати.
В артиллерийском полку стрелковой дивизии реорганизация свелась к формированию четвертого дивизиона полевых тяжелых гаубиц и пушек на тракторной тяге и переводу всех батарей на шестиорудийный состав. Таким образом, общее количество орудий артиллерийского полка дивизии вместе с противотанковой батареей достигло 58 вместо прежних 34.
Артиллерийские полки закончили перевооружение на новую модернизированную материальную часть, но снятую хранят у себя, частично используя ее для выходов в поле, по-видимому, в целях сохранения новой».
Понятно, что после прочтения такого документа в Токио справедливо решили, что в ОДА начался процесс ее усиления за счет артиллерии, а также за счет использования для транспортировки орудий гусеничной техники вместо колесной. Объяснять преимущества от применения последней в регионах, где отсутствует сеть трасс с бетонным и асфальтным покрытием, не надо.
Другие абзацы цитируемого документа также содержали неприятные для Токио сведения:
в каждом батальоне создана рота тяжелого оружия, состоящая из взвода 76-мм батальонных мортир и взвода минометов, в каждом по четыре орудия;
в стрелковые роты введены противотанковые взводы, состоящие из двух крупнокалиберных минометов;
каждому взводу выделено по 15—20 полуторатонных машин.
5 февраля 1932 года после непродолжительного боя с китайской армией японские войска вошли в Харбин. Маньчжурия оказалась полностью оккупированной Японией. Один из китайских генералов поднял мятеж против оккупантов. Кумазава, опасаясь расправы со стороны китайцев, бежал в Благовещенск, где укрылся в стенах японского посольства. Теперь он надеялся лично познакомиться с Гореловым, уже без посредничества Островского. Однако это ему никак не удавалось. Как разведчик он бездействовал. В начале 1933 года, когда Японии удалось навести порядок в Маньчжурии, Кумазава вернулся в Сахалян и занялся привычным делом – организацией разведки против Советского Дальнего Востока. Он восстановил связь с Островским и потребовал от последнего активизировать деятельность Горелова. В Токио с нетерпением ждали новых документов из штаба ОДА. До начала советско-японской войны оставалось всего лишь полтора года. Японский генералитет с помощью «Большого корреспондента» надеялся найти слабые места в обороне Советского Дальнего Востока.
Одновременно начал готовиться план проведения серии диверсий в регионе. В подготовленном в Токио списке значилось 26 объектов, перечислим некоторые из них:
железнодорожный мост через реку Амур;
железнодорожный мост через реку Зея;
железнодорожный мост у Читы;
хабаровская электростанция;
владивостокская электростанция;
водонапорная башня на станции Облучье;
завод «Металлист» в Благовещенске;
завод «Восток» во Владивостоке;
кипарисовский тоннель на Уссурийской железной дороге.
Плацдармом для начала наступления была выбрана Маньчжурия. Она большим клином входила в территорию Советского Дальнего Востока от Владивостока до Забайкалья. Несколькими ударами японская армия могла нанести серьезные удары по основным военно-стратегическим пунктам на Советском Дальнем Востоке – Владивостоку, Благовещенску, Уссурийску, Хабаровску и Чите.
В декабре 1933 года Горелов через Островского передал Кумазаве секретную схему советских оборонительных сооружений. Это была последняя разработка инженеров Красной Армии. Кроме этого, от «Большого корреспондента» были получены данные по реформе ОДА, поступлению новых вооружений и т.п. Материалы на самолете переправили в Харбин, такими ценными были они, по мнению японцев. А спустя несколько суток уже изучали в Токио. Среди них следует отметить «Боевой состав стрелкового батальона». Согласно ему в состав этого подразделения входили:
артиллерийский взвод (минометы и 37-мм пушки);
четыре стрелковые роты;
взвод связи;
штаб батальона.
Получив эту схему от Горелова, японцы смогли подсчитать общее количество советских войск на Дальнем Востоке. Результат получился ошеломляющим. По всем параметрам советская армия превосходила квантунскую. Начни Токио войну с Москвой, поражение Страны восходящего солнца было бы гарантировано. Подготовка к войне была остановлена. А осенью 1934 года начался процесс сокращения японских боевых подразделений на границе с Советским Союзом.
Операция «Маки Мираж» была внезапно прекращена по приказу из Москвы в начале 1936 года. До сих пор точно неизвестно, что послужило этому причиной. Сама операция была на взлете. Оба участника операции, Горелов и Островский, не были репрессированы в 1937 году. Известно лишь, что после 1935 года Островский переехал в Москву и был передан на связь посольской резидентуре. В 1938 году его арестовали по сфабрикованному обвинению в шпионаже, но через несколько месяцев освободили. Умер в 1955 году. Об Иване Горелове ничего не известно. Его имени нет в списках репрессированных. Также не состоял он в кадрах НКО. В этом нет ничего удивительного. Ивана Горелова, как живого человека, просто не существовало. Был, говоря современным языком, «виртуальный» офицер штаба ОДА[99].
Вернемся к рассказу Петра Фролова.
Другой способ получения японцами информации о Дальнем Востоке – засылка своих эмиссаров. Предполагалось, что украинские буржуазные националисты смогут незаметно для советских органов госбезопасности проникнуть на территорию Дальнего Востока, где будут собирать интересующие Токио сведения. Попасть туда было относительно нетрудно, т.к. началось массовое строительство предприятий тяжелой промышленности, электростанций, железнодорожных и автомобильных магистралей и был дефицит кадров. Кроме этого, накануне войны с Западной Украины были депортированы в Казахстан, Сибирь и на Дальний Восток «бандеровцы», совершившие преступления, которые карались согласно Уголовному кодексу ссылкой, а не заключением в ГУЛАГ. Вместе с этими людьми на новое место жительства отправились члены семей и ближайшие родственники осужденных за бандитизм, убийства и разбои украинских буржуазных националистов, а также поддерживающие этих бандитов. Например, те, кто предоставлял им кров, еду, выполнял отдельные поручения (курьера, наблюдателя и т.п.). Поэтому японская разведка планировала из этого контингента с помощью эмиссаров создать разветвленную и многочисленную агентурную сеть на Советском Дальнем Востоке.
Эти коварные планы Токио реализовать не удалось. Во-первых, благодаря результативной деятельности советских органов госбезопасности. Во-вторых, из-за того, что Германия крайне неохотно делилась с Японией этим ценным ресурсом. Ведь количество радикально настроенных и готовых умереть за мифическую «самостийную Украину» западноукраинских националистов было не очень большим. И все эти люди нужны были Берлину для будущей войны с Советским Союзом. Ведь не случайно весной 1941 года по приказу германских спецслужб ОУН не пыталась организовывать массовые антисоветские восстания, а полностью сконцентрировалась на агитации и тактике индивидуального террора. Украинские буржуазные националисты готовились к тому, чтобы в первые дни советско-германской войны нанести серию коварных ударов в тылу обороняющейся Красной Армии и тем самым помочь Вермахту в его наступлении на Москву...
