«А я думал, что ты в госпитале», – высказал ему Сидоренко. «Ничего, еще повоюем, – ответил он. – Что случилось?»
Сидоренко рассказал то, что услышал из доклада бойцов.
В стороне, откуда прибежали бойцы, стал доноситься вначале слабый, но постепенно нараставший гул моторов. Все похоже на правду. Идут медленно, вероятно, боятся нарваться на засаду.
Вскочив в машину, пехотный офицер связался по радио с комбатом Немчиновым и доложил нашему командиру батареи капитану Приходько. Там тоже слышали этот шум в нашей стороне и ждали нашего доклада.
Местность впереди нас была неудобная для ведения боя: почти вплотную к поселку подходил лес и кустарник, и немцы могли скрытно подойти, обрушив на нас неожиданно свою мощь, но расчет их провалился. Ребята из батальона Немчинова далеко выдвинулись и смогли своевременно заметить движение противника. Теперь у нас даже есть время поразмыслить, чтобы принять правильное решение. Командиры решили сменить позицию, отойти метров на триста, откуда можно успешно отражать атаки противника.
Холмы, заросшие кустарником, были хорошей позицией, и нам, самоходчикам, и пехоте было где замаскироваться и успешно наносить ущерб врагу, если бы он попытался использовать дорогу. Дорога с тех холмов вся как на ладони. Движение по ней безнаказанно практически невозможно. Выполняя этот маневр, мы медленно откатывались на намеченный рубеж. Вместе с нами отходили и бойцы стрелковой роты. Довольно сложно откатываться задом, но еще хуже, когда врагу подставляешь спину. Сидоренко этого не терпел. Вот и теперь он на всем этом отрезке старался провести машину так, чтобы ствол орудия был в сторону противника.
Последовал доклад от Тимакова, что они уже отошли, и командир роты стрелков уже занял со своими ребятами позицию, а мы все пятились. У меня напряжение было невероятное, словно я приготовился к какому-то огромному прыжку. Хотелось быстрее остановиться и изготовиться к стрельбе, потому что твердо знал: противник – вот он, рядом, и вот-вот покажутся его танки. Но Серафим Яковлевич действовал спокойно, не суетился, приглядывался, как бы взвешивая все за и против. Его спокойствие поразительно действовало на нас, членов экипажа. И мы тоже проникались его настроем и чувствовали себя увереннее.
Вот, видимо, с тех пор я оценил личный пример командира. И вся моя последующая жизнь и долголетняя служба в войсках была наполнена этим правилом. Я всегда старался своим личным примером увлечь за собой своих подчиненных, стремился передать это тому, кто был моим учеником. Не раз я убеждался в том, что личный пример является одним из лучших способов обучения – умение держать себя в трудных ситуациях, а особенно в бою.
Вдруг слева от нас, там, где, по нашим предположениям, должна была быть самоходка Тимакова, что-то ярко вспыхнуло и осветило прилегающую местность. Сидоренко высунулся по пояс из-за брони, стараясь рассмотреть, но в это время трассы пуль пролетели совсем рядом. Иван потянул его за куртку, стараясь не дать ему больше высунуться.
«Неужто Тимаков горит?» – высказал свое предположение Сидоренко. Быстро запросил его позывные по радио и спросил, что у него случилось. Но услышал спокойный ответ Тимакова, что у него все в полном порядке, он занял огневую позицию и ждет указаний. На вопрос: что там горит, ответил коротко: «Немецкий бронетранспортер, который напоролся на свою же мину».
У нас отлегло от сердца. Признаться, мы все заволновались за их судьбу. Но и на этот раз фортуна была к нам благосклонна. Удивило другое: как это мы не напоролись на мины, которых здесь, оказывается, было немало. Немцы, видимо, рассчитывали, что мы их поснимали, но мы об их наличии ничего не знали, а то, что сами не напоролись, так это простая случайность.
В сполохах пламени, а их было достаточно, горел бронетранспортер, два дома да еще какой-то сарайчик, так что ночная мгла немного отступила, и пожар довольно хорошо освещал местность. Уже были видны фигуры гитлеровских солдат, которые вышли из темноты и теперь прочесывали поселок, надеясь увидеть результаты своего артналета.
Мечущиеся по поселку фигуры вдруг резко прекратили беготню и залегли.
Оказалось, что с левого фланга начал усердно поливать огнем пулемет. Его трассы были хорошо нам видны, и результаты его работы были не напрасны. Как неожиданно заработал пулемет, так неожиданно он и замолчал. Что произошло, было непонятно. То ли немцы накрыли его огнем, то ли пулеметчик по собственной инициативе замолчал и решил сменить позицию. Но только его огонь оказался немцам не по вкусу. Наконец и мы увидели, как два бронетранспортера выползли на дорогу. И не успели немцы выскочить на полотно дороги, как мы их накрыли несколькими снарядами. Тимаковская самоходка огонь не вела, вероятно, с их позиции им их не было видно, а вот Ларченков успел пустить два снаряда.
Наконец немцы поняли, что на свет им появляться рискованно, и отошли под прикрытие темной ночи. Наш огонь не остался незамеченным, последовало возмездие. Два снаряда разорвались почти рядом, засыпав нас землей. Сидоренко не замедлил сразу среагировать и дал команду откатиться. Что мы и сделали. Выползли снова левее на скатах высотки с таким расчетом, чтобы видеть противника. С этого рубежа сделали еще несколько выстрелов и снова обогнули высоту, чтобы опять нанести немцам урон. Таким образом, мы создавали видимость, что у нас здесь много орудий.
Ясно, что немцы тоже на рожон лезть не будут. Пока нас здесь маловато, такая тактика нас устраивала. Со стороны противника огонь, особенно пулеметный, стал интенсивней, но урона он нам не наносил, хотя перемещение бойцов заметно уменьшилось. По количеству летящих трасс можно было предположить, что огонь ведут не менее десятка пулеметов. Значит, фашистов было больше роты.
«Вот сволочи, – выругался Сидоренко, – пулеметов много, огня не жалеют. Теперь нашей пехоте и головы поднять нельзя. Ты смотри, откуда летят трассы, и засекай», – приказал он мне.
Я старался не пропустить ни одного места, откуда изрыгался огонь. Самоходка Ларченкова тоже вела огонь, и ребятам удалось накрыть один пулемет, который особенно рьяно поливал наши позиции свинцовым дождем.
Разобравшись немного в обстановке, немцы остановили свое продвижение, но огонь не убавили. В свою очередь, мы уже сменили несколько позиций, продолжая наносить немцам урон и в живой силе, и технике. Тимакову удалось засечь орудие, которое немцы замаскировали в декоративном кустарнике у крайнего дома. Поделился своими данными с нами. Открыли огонь почти одновременно и накрыли. Бойцы из пехоты видели, как вывернуло орудие. Расчет разбежался, но его настигли огнем немчиновские бойцы.
