Венделин невозмутимо переводил и одновременно стенографировал плавную речь генерала. Переводил он почти синхронно, вполголоса, но четко и внятно, с едва заметным напряжением, но гораздо лучше медлительного Геллера, хотя тот и прожил полжизни с русскими и украинцами. «Нахбар-хильфе» он правильно перевел, как «Помощь соседа», хотя только потом понял, что операция так названа потому, что одна гитлеровская армия вынуждена была прийти на помощь другой в борьбе с клетнянскими партизанами.
— На рассвете десятого мая эшелоны фронтовых и тыловых частей четвертой полевой и второй танковой армий начнут выгружаться на станциях Сеща, Дубровка, Олсуфьево, Жуковка. Всего командование для расчистки прифронтового тыла нашего фронта выделило одиннадцать дивизий — около ста тысяч солдат и офицеров, не считая тыловых частей, батальонов РОА и вспомогательной полиции. Двум дивизиям и вашим, господа, частям поручена ликвидация клетнянской группировки. Я собрал вас для того, чтобы поставить вам боевую задачу, объяснить план операции, указать маршруты наступления, договориться о координации наших действий. Начало операции — девятнадцатое мая. Части люфтваффе будут поддерживать возглавляемые мною войска с аэродромов Сеща и Брянск… Хочу отметить, как факт весьма положительный, что вся многонациональная Сещинская авиабаза, которая, по меткому выражению полковника Дюды, является символом европейской антибольшевистской коалиции, будет принимать участие в уничтожении лесных бандитов с помощью значительных сил «Русской освободительной армии» и русской вспомогательной полиции. Мы рады приветствовать цвет русского народа, как участников антибольшевистского крестового похода. На нашем совещании присутствуют офицеры шестьсот двадцать седьмого и шестьсот тридцать седьмого восточных батальонов…
Когда совещание закончилось, полковник Дюда, брезгливо отводя глаза от власовских офицеров и полицейских, пригласил генерала и господ офицеров в казино на «небольшой ужин». Робличка опасался, что и его уведут на ужин в качестве переводчика, но Вернер, вставая, отрывисто произнес:
— Инструктаж отпечатать с грифом «Совершенно секретно» в шести экземплярах и сдать мне вместе со стенограммой не позже, чем через час. Я буду в казино.
Робличка быстро прошел в свою комнату. Христманн уже ушел. Он сел за стол под плакат «Пет! Враг подслушивает!» и, заложив семь листов бумаги с копировальной бумагой в большую конторскую пишущую машинку типа «Ремингтон», стал быстро, всеми пальцами печатать стенограмму.
Через час, спрятав седьмой экземпляр за голенище, Венделин положил отпечатанные экземпляры в папку и поспешил к Вернеру…
Вернер долго считывал отпечатанную стенограмму с оригиналом, пока Венделин стоял перед ним по стойке «смирно», на прусский манер согнув и оттопырив локти. Потом он выругал Венделина за какую-то орфографическую ошибку и, вытащив золотую зажигалку, сделанную в форме пистолетика «Вальтер СС», стал сжигать оригинал стенограммы. Суровое лицо его осветилось огнем. Так и запомнил Венделин Вернера — в эсэсовском мундире с Железным крестом первого класса, ромбом «СД» на рукаве, черными петлицами и мрачным лицом, освещенным огнем… У шефа СД было такое же сумрачное, решительное, как бы овеянное пороховым дымом лицо, нордическое лицо доблестного германского «остланд-рейтера», рыцаря похода на восток, какое изображали художники из рейхсминистерства пропаганды на своих военно-патриотических плакатах.
— Гауптштурмфюрер! — громко сказал Венделин. — Я принес и копирку. Ее тоже сжечь?
— Молодец! — ответил Вернер. — Сделай это сам и сделай это здесь.
— Яволь, гаупштурмфюрер.
Когда Венделин передал седьмой экземпляр стенограммы Ане, он сказал ей:
— Есть у меня, Аня, две просьбы. Мне Альфред рассказывал, как ужасны эти карательные операции. Они заживо сжигают детей. Поэтому я прошу — передай скорей и проси, чтобы партизаны вовремя предупредили население.
Опять горели деревни, опять сжималось стальное кольцо карательных войск вокруг клетнянских партизан, опять бомбы, снаряды из рурской стали сокрушали столетние сосны. «Юнкерсы» пикировали на партизанские землянки, танки мчались по лесным просекам.
Десятки немецких самолетов, взлетая с Сещинского аэродрома, изо дня в день бомбили Брянские и Клетнянские леса, помогая десяти дивизиям гитлеровцев «обезопасить тыл своей орловской группировки». Около трех тысяч карателей нашли себе могилу в партизанских лесах, а партизаны продолжали взрывать в тылу готовившихся к наступлению гитлеровцев мосты, эшелоны с «тиграми» и «пантерами».
Но вот армию карателей отозвали на фронт, который затрещал под напором наших войск. Эта армия поредела и измоталась в лесных боях с партизанами, что значительно ослабило войска гитлеровцев, наступавшие на Курск. Немцы опять объявили партизан уничтоженными, а в лесу снова зазвучала лихая партизанская песня:
Мы пути врагу отрежем,
Мы в кольцо его зажмем,
Перерубим, перережем,
По кусочкам разорвем.
Мимо протарахтела фурманка с усатым немцем-ездовым. Зина посмотрела ей вслед и переправила из руки в руку тяжелое ведро с лесной земляникой. Ездовой, сонный, добродушный толстяк, встрепенулся вдруг, остановил короткохвостую, чалую кобылку.
— Прошу, фрейлейн, — предложил он улыбаясь.
— Данке.
Зина села рядом с немцем, поставив сбоку ведро, обхватив его рукой. Солдат потянул носом, судорожно глотнул, глядя на ягоды.
— Битте! — сказала Зина, глазами указывая немцу на землянику.
Документы у нее уже дважды проверяли патрули на дороге. Но и впереди могут быть проверочные посты…
— О, много рад! — Солдат запустил в ведро пухлую пятерню, набрал горсть пахучих ягод и заинтересованно покосился на паненку — удивительно яркие, живые у нее глаза.
Парный патруль на перекрестке не остановил фурманку.
Баварская строевая лошадь бежала размашистой рысью, помахивая куцым хвостом.
Зина неплохо знала немецкий язык и всю дорогу от Сергеевки до Плетневки проболтала с немцем, напропалую кокетничая. В Плетневке она слезла. В километре от деревни начинался аэродром — там требовался особый пропуск.
— Очень жаль, фрейлейн, что мы расстаемся навсегда, — рассентиментальничался простак-немец. — Нас сменяют. Завтра улетаем из Сещи в Брянск.
«За пару горстей партизанской земляники, — подумала Зина, — бесплатный проезд и нужные нам сведения. Неплохо!»
