— Да скажи на словах воеводам в Севске, — говорил в конце встречи Хмельницкий, — а воеводы бы к царскому величеству отписали, что мы очистили польские и литовские города по Днепр. А короля у нас не стало. И будет государя милость и жалование нам будет, так будем великому государю служить. Да скажи, что нынче ему, государю, на Польшу и на Литву наступать пора: подошло бы государево войско к Смоленску, а мы государю будем с другой стороны помогать.
Хмельницкий подошел к Климову, обнял его и, провожая к выходу, сказал:
— Хоть казак из тебя неплохой был бы, и за себя постоять сможешь, если что, но чтобы не было заминки какой, проводить тебя до путивльского рубежа даю двадцать казаков да проезжий лист. По листу этому тебе везде дадут еду и подводы без задержки. А теперь иди.
Воевода севский Замятия Федорович Леонтьев, расспросив вернувшегося Климова, удивился такому повороту дела. Хмельницкий писал ему:
«Вельможный пане Замятия Федорович, стольник и воевода севский, наместник кашинский!
Доброго здоровья вашей вельможности, поклон свой нижайший отдаем.
Никак иначе не понимаем, только по воле провидения божьего это должно было произойти, что послов Вашей вельможности, хоть и не к нам посланных, с благодарностью приняв, с честью отпускаем. А просим бога и тебя, чтобы был добрым другом войску Запорожскому, нам, слугам твоим, и царю, его милости, Алексею Михайловичу, светилу русскому, милостиво причиною послужил, чтобы о нас, слугах своих, ведал, а мы, как издавна предки наши из войска Запорожского царю, его милости, всяческую доброжелательность чинили, и теперь на том стоим. Грамоты Вашей вельможности к пану Киселю послов Ваших сами ему отошлем. И на дальнейшее просим, чтобы Ваша вельможность к нам, слугам твоим, войску Запорожскому доброжелателен быть изволил. Дано в Черкассах дня 8 июня 1648. Вельможности Вашей всякого добра желающий и служить радый.
Богдан Хмельницкий, гетман Войска его королевской милости Запорожского собственноручно».
Воевода задумался, потом еще раз пробежал глазами письмо и тут же послал за вторым воеводой Кобыльским. Вскоре тот приехал, и они вместе прочли письмо Хмельницкого царю, после чего решение их было скорым: стародубцу Григорию Климову немедленно скакать в Москву к царю с письмом и их отпиской.
Москва в это лето была неспокойной, впрочем, как и все предыдущие годы царствования Алексея Михайловича, начавшегося после смерти его отца Михаила Федоровича в 1645 году. Как и отец, Алексей Михайлович вступил на престол в шестнадцать лет. И его, как и отца, длинным рядом обсели временщики, сильные люди, помогавшие царям-недорослям править страной. При Михаиле это были Салтыковы, князь Репнин, при его сыне Алексее руководящее положение заняла боярская группировка, к которой принадлежали родственники царя — Милославские и бывший воспитатель царя Б. И. Морозов. Они-то и давали направление всему царствованию. Для восстановления государственного единства русских земель и обеспечения их обороны нужны были войска и средства, а казна была опустошена, источники ее пополнения вконец подорваны. Дворянство требовало укрепления и расширения своих прав на землю, обеспечения поместий рабочей силой и ограничения произвола боярства и правительственных учреждений. Еще в 1637 году правительство Михаила Федоровича издало указ об увеличении срока урочных лет до 9 лет, а в 1641 году увеличило его до 10 для беглых крестьян и до 15 для вывезенных другими феодалами.
Новое правительство пошло по пути усиления налогового гнета. Пуще нечистой силы боялся люд сборщика податей, появлявшегося в сопровождении стрельцов. Скрываясь от них, крестьяне иногда целыми деревнями уходили в леса. Чтобы окончательно не разорить население, правительство увеличило косвенные налоги, значительно повысило цену на соль, продажа которой была государственной монополией. От этого страдали малоимущие, но казна по-прежнему пустовала. Тогда правительство лишило жалованья служилых людей, в том числе казенных кузнецов и плотников, стрельцов, подьячих и других. Крестьяне и горожане выражали протест против угнетения феодалов, обедневший посадский люд выступал против посадской верхушки. 1 нюня 1648 года народное недовольство вылилось в мощное восстание.
В этот день Алексей Михайлович возвращался в Москву с богомолья из Троицко-Сергиевой лавры. У заставы его встречали бояре и толпы народа. Царю поднесли хлеб да соль и обратились с челобитной, в которой обличались «простого народа мучители и кровопийцы и наши губители».
Царь челобитную не принял. Не по чину делалось. Когда челобитчики стали молить государя принять грамоту в собственные руки, их разогнали плетьми, а некоторых арестовали.
В пятницу второго июня, когда царь с боярами вышел на Красное крыльцо, чтобы идти в Успенский собор, толпа, стоявшая у крыльца, снова потребовала наказать управляющего Москвой Л. С. Плещеева и освободить заключенных. Видя взволнованную толпу, царь вынужден был согласиться.
Но восстание усиливалось. На стороне восставших оказались стрельцы, сами испытавшие всяческие притеснения.
На следующий день народ вместе со стрельцами ворвался в царские палаты, требуя выдать Морозова и Плещеева. Чтобы отвлечь народ от Кремля, Морозов приказал своим слугам поджечь Москву. Начался пожар. Но восставшие не поддались панике. Царь вынужден был выдать Плещеева, которого разгневанная толпа тут же разорвала. Под сильным конвоем стрельцов Морозова отправили в ссылку. В главных московских приказах были сменены судьи, недоимщиков выпустили из тюрем.
Правительству удалось привлечь на свою сторону стрельцов, выдав им повышенное жалованье. С их помощью и было подавлено восстание. Но волнение перекинулось на другие города — Козлов, Владимир, Воронеж, Елец, Болхов, Чугуев. От природы тихий и нерешительный, царь Алексей Михайлович растерялся.
19 нюня 1648 года в Москву с отпиской севских воевод Замятии Федоровича Леонтьева и Ивана Семеновича Кобыльского, с письмами Богдана Хмельницкого прибыл стародубец Григорий Климов.
По Москве уже стучали топоры, восстанавливались сгоревшие дома. На Красной площади еще виднелась засохшая кровь, и люди обходили эти места стороной, но в их поведении, в их разговорах еще чувствовалось возбуждение.
В Посольском приказе Климова встретил думный дьяк Алмаз Иванов. Взяв отписку и письма, выслушав устный рассказ, Иванов приказал ждать, а сам отправился к князю Якову Куденетовичу Черкасскому, который теперь стоял во главе приказов, подчинявшихся раньше Морозову.
На следующий день поутру в думе царь Алексей Михайлович слушал письмо гетмана Хмельницкого. Читали без толмача.
