Киллограмма четыре будет. Не меньше.
Представьте себе голодного сазана. Рыщет он по илистому дну и вдруг – жмых. Ай да лакомая добыча! Забыв обо всем на свете, сазан начинает сосать. А дальше… Случалось вам летом где-нибудь на крылечке тянуть из стакана пахучий чай? Вы разомлели от удовольствия, и вдруг – муха. Садится, проклятая, то на нос, то на щеку, вы отмахиваетесь и наконец прихлопываете ее. Очень похоже ведет себя и сазан. Мотается по течению на поводке пуговица, надоедливо бьет по жабрам, нарушает сладкий обед. Вертится сазан, отпихивает пуговицу и наконец, разозлившись, хватает ее ртом. Пуговица – вещь не съедобная. Это сазан определяет сразу. Выбрасывает. Но выбрасывает не изо рта, а пропускает через жабры, как всякий несъедобный мусор. Понимаете? Сам на кукан садится. А над водой поплавковая сигнализация. Сразу видишь, когда он, сазан, обедает и когда проделывает операцию с пуговицей. Тут уж надо не зевать, на берег его, голубчика.
Я бы сразу поверил в эту теорию, если бы на кукане сидело хоть одно вещественное доказательство, но кукан по-прежнему был пуст.
Рыбак тоже почувствовал, что теория без практики мертва.
– Возвращаться-то скоро будете? Загляните, может, захотят еще сазаны пообедать.
Часа через два я снова спустился к парому. По-прежнему скрежетали машины, на чем свет стоит ругал какого-то шофера паромщик. Рыбак тоже сидел на своем месте.
– Идите сюда, – махнул он рукой. – Вот он! Килограмма четыре будет, не меньше. А один сошел. Раза в два больше, пуговицу оторвал. Придется еще одну от плаща отпороть…
Хотелось посидеть с этим парнем, но, взглянув на переправу, я увидел, что все готово к отплытию.
…С другого берега я увидел, как парень в плаще метнулся к воде. Быстро-быстро заработал руками. И вот уже любопытные пассажиры окружили рыбака, разглядывают вторую рыбину. Я пожалел, что не спросил парня: можно ли другую какую-нибудь рыбу заманить на пуговицу или только глупый сазан никак не догадается выбрасывать пуговицу изо рта.
Фото автора. Воронежская область. 19 октября 1958 г.Мы с Ниной первый раз на заводе. Я – по службе, Нина определяется на работу, ей разрешили осмотреть производство.
День утомительной ходьбы. Шутка ли, подняться по сотне лестниц, пройтись по огромным корпусам, мимо башен и баков высотой с пожарную вышку! Велик завод. Блуждаем по этому царству большой химии, как два муравья, попавшие в ящик телевизора. Зато сколько нового узнаем! Вечером, усталые, вооружившись куском мела, устроили друг другу шутливый экзамен. Сидим возле большого поваленного бака.
Утро. Семья Михедов идет на работу.
Нина еще не разучилась строчить формулы. На темном железе бака они получаются четкими, как на школьной доске. Каучук из спирта! Огромный сложный и тонкий процесс. Нина умещает его в двух ветвистых строчках.
– Хорошая девушка к вам поступает, – сказал я в заводоуправлении, – видно, любит химию, знает много.
– Так она же из семьи Михедов… Двадцать человек – все химики.
И вот в руках у меня снова пропуск «во все цехи». Разыскать родственников Нины – нелегкое дело. На заводе у Нины отец, трое дядей, тетка, родная сестра, пятеро двоюродных сестер и братьев, невестки, свояки…
– Всех не перечтешь, – улыбнулся отец девушки, Михаил Федотович. – Разыскивайте старшего брата, Андрея. Он в нашем «химическом семействе» за коновода, все расскажет.
Андрей Федотович Михед неуловим. Отыскиваю его только к вечеру в кладовке, где выдавалась спецовка уезжающим в подшефный колхоз. Сидим, беседуем.
– Как начиналась династия, спрашиваете? – старший Михед барабанит пальцем по железу. – Долгая история…
Андрей Федотович неторопливо разворачивает клеенчатый пакет. Желтая фотография: пустошь, песок. На переднем плане четверо парней с холщовыми сумками и лопатами. Надпись: «Даешь химию! Даешь каучук! 1930 год».
* * *Родом Михеды с Украины, с Полтавщины. Собирая сыновей в дорогу, старая мать положила в чистые холщовые сумки по краюхе хлеба, сало и, конечно, бандуры – с ними сыновья не пожелали расставаться. Пошли четыре деревенских парня, четыре брата, четыре известных на всю округу бандуриста искать долю.
– Куда проводила-то, Митровна? – спросила соседка.
– Какую-то химию строить, – вздохнула мать.
…На берегу реки, на пустыре, колышками отмечен большой квадрат.
– Это наш завод, – сказал начальник стройки. – Остаетесь?
– Остаемся. Записывай, – ответили четыре брата – Андрей, Иван, Степан и Михаил.
– Лопаты при себе?
– Нет.
– А что в сумках?
– Бандуры…
Дружный хохот:
– Бандуры!.. На праздник приехали! Ха-ха-ха! Уморили, братцы!
– А ну прекратите орать! На стройке бандуры тоже нужны, – отрезал начальник.
…Ох и холодны же ночи в ноябре! Намотавшаяся за день братва хочет уснуть. Да где там – собачий холод в палатках. Не выдерживает братва, выползает к кострам.
– Бандуристов сюда!
Огрубевшими от работы пальцами перебирают четыре брата нежные струны.
– А ну живее, для согреву!
Гопак. Хороший танец. Тут уже усталые ребята не попадали в такт. Да это и не важно было. Плясали до упаду. Плясали, чтобы согреться, оставляя на песке клетчатые узоры лаптей. А с гопаком перекликались звонкие топоры. Чтобы опередить зиму, ночами строили бараки, мастерские.
…Вырыт котлован, обжиты бараки, растут корпуса завода, нет уже костров, но опять братва засыпает только под утро. Склоняются над книгами, чертят, спорят, мечтают… Уж очень не простое это дело строить химию, если только четыре года ходил в школу. А на площадку уже начало прибывать оборудование. Поди разберись, какую трубу к какой прилаживать. Шли к инженеру:
– Как вот тут?..
Чешет в затылке молодой инженер: новое дело – каучук. Во всем мире такого завода не строили. Не хочется инженеру ударить лицом в грязь, однако сознается:
– Не знаю. Подождите, хлопцы, померекаю вечерком. Завтра разберемся.
Так вот и горели по ночам огоньки в бараках… Андрей стал монтажником, Иван – техником по катализу, Степан – мастером по котельным работам, Михаил – механиком…
…Запахло на заводе газом. Что это был за запах! Сейчас с этим запахом борются, ставят всякие фильтры, а тогда радовались, как дорогим духам.
– Что-то у тебя от пиджака воняет? – говорила воронежская девушка Валя, прижимаясь по вечерам к своему жениху.
– Не воняет, а пахнет, – обижался Михаил, – это наш заводской дух.
И у Ивана, Андрея, Степана тоже состоялись на эту тему разговоры. Кончились они тем, что четыре девушки – Валя, Аня, Фрося, Таня тоже полюбили этот запах, запах химии. И стало на заводе Михедов уже не четыре, а восемь…
