ПОНАДОБИЛОСЬ ПОЧТИ ДВА месяца на то, чтобы добиться приема у Березовского. После смещения Коржакова их пути разошлись, и они почти два года не виделись. Саша позвонил в Клуб в середине февраля и выяснил, что Борис находится в клинике в Лозанне, где приходит в себя после травмы позвоночника, полученной при езде на снегомобиле. Пришлось ждать, пока он вернется. Они встретились в субботу, 21 марта 1998 года, на даче Бориса на Рублевке, когда тот только начинал ходить после месяца полной неподвижности в швейцарской клинике. Саша сразу начал с главного.
— Борис Абрамович, мое начальство собирается вас ликвидировать.
Поначалу Борис не поверил; он и раньше слышал подобные угрозы и не принимал их всерьез. Но когда Саша рассказал, откуда дует ветер, Борис задумался. Он слышал о Хохолькове, который считался одним из наиболее активных участников “Партии войны”. У этих людей, безусловно, был мотив убрать Березовского — главного миротворца. К тому же Хохольков принадлежал к клану Коржакова. Борис знал, что Ельцин давно искал повод устроить в ФСБ основательную чистку. То, что рассказал ему Саша, было одновременно предупреждением об опасности, и возможностью нанести сокрушительный удар по его врагам в спецслужбах.
Борис сказал, что хочет поговорить с другими сотрудниками отдела. Договорились, что Саша приведет их в Клуб в понедельник. Однако встречу пришлось отложить: в стране грянул очередной правительственный кризис.
ХОТЯ БОРИС БОЛЬШЕ не работал в Совбезе, он оставался советником Валентина Юмашева, руководителя кремлевской администрации, и был в курсе происходившего в Кремле. Однако отставка всего Кабинета министров, объявленная 23 марта 1998 года, была для него, как и для всех остальных, словно гром среди ясного неба.
Ельцин сообщил о своем внезапном решении Юмашеву в субботу — в тот самый день, когда Саша был у Бориса на даче. Еще два дня приближенные гадали, кто же будет новым премьером. Когда в понедельник выяснилось, что Черномырдина сменит мало кому известный тридцатипятилетний протеже Немцова Сергей Кириенко, ближний круг, а за ним и вся страна впали в растерянность. Зачем Ельцин это сделал? Кажется, не было никаких видимых причин устраивать политический кризис на пустом месте.
Журналисты и политологи выдвигали в те дни многочисленные предположения: от очередного заговора Березовского до желания Ельцина таким способом напомнить всем, кто в доме хозяин.
— Но те, кто так говорил, не имели ни малейшего понятия о том, как действует Ельцин и что им при этом движет, — объяснял мне потом Борис. — Хочешь верь, хочешь нет, но он действительно думал о судьбе страны и о том, на кого он через два года ее оставит. Он категорически не хотел, чтобы это был человек его поколения. Поскольку пост премьера — трамплин к президентству, он решил предоставить его кому-нибудь помоложе, нежели шестидесятилетний Черномырдин.
Страдавший от всевозможных болезней, немолодой уже Ельцин был одержим идеей “передать эстафету другому поколению”, как он отмечает в своих мемуарах всюду, где заходит речь о преемственности власти. В кандидатах в наследники он в первую очередь искал силу и напористость молодости; уйдя на покой, он хотел видеть в президентском кресле человека поколения своей дочери. Может быть потому, что у него не было сына, он переживал эмоциональный подъем всякий раз, когда на горизонте появлялся кто-то “сильный и молодой” — будь то Чубайс, Немцов, Юмашев, Кириенко или Путин.
В Черномырдине его устраивало все, и в первую очередь личная преданность и опыт царедворца. Но “Черномырдин не сможет удержать страну после моего ухода в 2000 году, — объяснял он свое решение отправить кабинет в отставку. — Нужен человек более сильный и молодой… другое поколение, другая косточка — менеджер, директор, молодой управляющий”.
Мартовский сюрприз Ельцина в целом не повлиял на политический вес Березовского. С уходом Черномырдина он лишился влиятельного союзника, но, одновременно избавился от двух главных соперников, вице-премьеров Чубайса и Куликова, тоже отправленных в отставку. Новый премьер Кириенко принадлежал к клану Чубайса, и это Бориса не радовало. Однако два самых близких Ельцину человека — Юмашев и дочь Татьяна считали Бориса своим политическим наставником. Самым главным его ресурсом по-прежнему оставалось ОРТ.
Внезапная смена кабинета повергла в панику чиновников всех уровней. Какой следующий фортель выкинет взбалмошный президент? Поэтому когда директору ФСБ Николаю Ковалеву доложили, что его хочет видеть Березовский, он насторожился. Но он никак не не ожидал услышать то, о чем заявил Борис, переступив порог его кабинета: “Группа офицеров УРПО утверждает, что генерал Хохольков планирует мое убийство”.
САША ПЛОХО РАЗБИРАЛСЯ в интригах сильных мира сего. Его первоначальное намерение состояло в том, чтобы с помощью Бориса избавиться от Хохолькова. Он и не помышлял рыть подкоп под директора ФСБ, которого искренне уважал и который, как он думал, хорошо к нему относился. Он надеялся, что Борис с Ковалевым найдут общий язык. Но все развивалось по “закону непредвиденных последствий”. Вместо того, чтобы навести порядок в УРПО, Ковалев встал на сторону Хохолькова.
— Литвиненко — кляузник, — сообщил Ковалев Борису. — У него производственный конфликт с начальством.
— Сказанное им подтвердили еще несколько офицеров, — отвечал Березовский. — Я настаиваю на расследовании.
К тому времени у него в сейфе лежала видеопленка разговора с Сашей и двумя его коллегами, записанная накануне в Клубе скрытой камерой. Сашины обвинения подтверждал Понькин и неожиданно присоединившийся к их группе Виктор Шебалин, полковник, служивший в УРПО помощником Гусака.
После встречи с Березовским Ковалев вызвал Сашу, Понькина и Шебалина к себе, пригласив на всякий случай и Гусака. Все трое подтвердили, что были у Березовского с рассказом о заявлениях Камышникова. Ковалев пытался обратить сказанное в шутку — мол, разговоры о ликвидации Березовского нельзя рассматривать как приказ. Но они продолжали настаивать на своем: в УРПО приказы именно так и отдаются — неофициально, да и вообще вся атмосфера там неформальная. Гусак молчал, он понимал, что со вступлением в игру Березовского директор не свободен в своих действиях, и еще не известно, чем все это дело закончится. Наконец Ковалев объявил, что вынужден провести внутреннее расследование, а пока приказал им помалкивать и отпустил троицу бунтовщиков. Гусака попросил задержаться.
Через пару часов Гусак прибежал к Саше:
— Я говорил с Хохольковым. Он предлагает мирно уладить вопрос с Березовским. Хочет сам с ним встретиться.
