Затем Хэнкоку пришлось пробираться через груды гниющего мусора. Ему уже иногда открывался вид на Ахенский кафедральный собор, чудесным образом оставшийся невредимым посреди уничтоженных зданий. Единственным звуком был свист артиллерийских снарядов, все еще летевших с обеих сторон. Стреляли все отчаяннее. Последние двадцать кварталов Хэнкоку пришлось пробираться перебежками от очередного дверного косяка к очередной куче камней, пригибаясь всякий раз, когда взрывался снаряд.
Двери собора были открыты. Он пересек церковный двор и вошел в капеллу Карла Великого. Восьмиугольный храм столетиями поглощал каждого входящего, будь то прихожанин или пилигрим, отрезая их от окружающего мира и передавая прямо в руки Господа. Так оно случилось и с Хэнкоком. Оказавшись внутри, он почувствовал себя в безопасности. Даже выбитые окна не нарушали глубокого чувства мира и защищенности. Весь пол капеллы был усеян осколками стекла и каменной кладки. За мусором виднелись матрасы и грязные простыни. Он медленно шагал по центральному проходу, разбитое стекло хрустело под ногами. На стульях лежала недоеденная еда, в чашках еще оставался кофе. В дальнем конце капеллы стоял самодельный алтарь, огражденный временным барьером. Приблизившись к клиросу, он заметил бомбу союзников, проткнувшую апсиду и уничтожившую алтарь, ее острые серые шипы впивались в разрушенное дерево. Удивительно, что она не взорвалась и тем самым сохранила сотни жизней и тысячу лет истории.
Он повернул обратно, к призрачному царству чашек и простыней, и запрокинул голову, глядя в дыры, в которых раньше были витражи. Искусно вырезанные каменные оконные рамы взрезали небо. Это напомнило ему о высоких пустых окнах Шартрского собора. Затем один за другим взорвалось несколько снарядов, небо потемнело от дыма, и собор погрузился во тьму. Он окинул взглядом разоренный лагерь беженцев вокруг, его взор привлекла разбитая статуя, будто бы следящая за ним из темноты. Нет, это совсем не было похоже на Шартр.
«Более одиннадцати столетий, – размышлял Хэнкок, – стояли эти тяжелые стены. Непостижимо, что именно мне довелось стать свидетелем их разрушения, но в этом есть что-то вдохновляющее».
Он вернулся в капеллу и начал более пристально изучать причиненный ущерб, когда из темноты выступил какой-то человек. Хэнкок с удивлением для себя обнаружил, что скорее изумлен, чем напуган, – ему-то казалось, что он один в этом потустороннем мире.
– Сюда, – сказал незнакомец, поманив за собой Хэнкока.
Это был викарий Ахенского собора, изможденный и исхудавший, в его руке дрожал фонарь. Он молча провел Хэнкока вверх по узкой лестнице, осторожно переступая через обломки. Проход наверху был совсем узок, немногим шире плеч, и Хэнкок осознал, что они находятся внутри одной из широких каменных стен. В маленьком убежище у викария стояло несколько стульев, и он пригласил Хэнкока сесть. Только сейчас Хэнкок заметил, как сильно его трясет.
– Шесть мальчиков, – сказал викарий дрожащим голосом на ломаном английском. – Всем от пятнадцати до двадцати лет. Наша пожарная бригада. Восемь раз они тушили пожар на крыше и спасали собор. Ваши солдаты забрали их в лагерь в Бранде. Больше некому управляться с насосом и шлангами. Один снаряд – и собора не станет.
Слабый свет фонаря отбрасывал тени на изможденное лицо священнослужителя. В углу убежища Хэнкок заметил старый матрас и остатки пищи, на которой викарий протянул шесть недель бомбардировок.
– Они хорошие мальчики, – продолжил викарий. – Да, они входили в «Гитлерюгенд», но вот здесь, – он приложил руку к сердцу, – они не испытывали зла. Верните их, пока еще не поздно.
Хэнкок не знал, что именно имелось в виду: поздно для мальчиков или поздно для собора – но в любом случае викарий был прав. Он записал имена: Хельмут, Ганс, Георг, Вилли, Карл, Никлаус, все немцы. Но Хэнкоку хватало ума понимать, что не все немцы были нацистами или негодяями.
– Как вы о них позаботитесь? – спросил он. В городе не было еды, электричества, воды и снабжения.
– Спать они будут здесь. У нас есть вода и предметы первой необходимости. Что до еды…
– Еду я скорее всего для вас достану, – сказал Хэнкок.
– У нас есть погреб, в котором мы можем ее хранить. Слова о погребе напомнили Хэнкоку еще кое о чем. Ахенский собор был знаменит своими реликвиями – бюст Карла Великого из позолоченного серебра, внутри которого хранился осколок черепа императора; инкрустированный драгоценностями процессионный крест X века, принадлежавший Лотарю II; античная камея Цезаря и другие готические реликвии. Но ни одной из них он не увидел сегодня.
– А где реликвии? Спрятаны в криптах?
Викарий покачал головой:
– Их забрали нацисты. Чтобы охранять.
Хэнкок достаточно слышал о немецкой «охране», чтобы содрогнуться от этих слов.
– Куда? – спросил он.
Викарий пожал плечами:
– На восток.
Глава 17
Поездка на фронт
Восточнее Ахена, Германия
Конец ноября 1944
Закрытый штабной автомобиль тряхнуло на очередной рытвине слякотной, неровной дороги. За рулем сидел хранитель памятников Уокер Хэнкок. На дворе был конец ноября 1944 года – Хэнкок оказался в Ахене и побывал в его соборе почти месяц назад. Если бы 1-я армия США продвигалась прежним темпом, она уже подходила бы к Берлину, но она увязла в дремучих лесах к востоку от Ахена. Враг засел в окопах, и за день американцы продвигались всего на несколько метров вперед. Да еще грянули морозы – эта зима будет самой холодной в современной истории Северной Европы. Даже лучшие дороги – а эта дорога к лучшим решительно не относилась – покрылись льдом; обледенели все ямы и рытвины.
– Поосторожнее, – сказал полковник, сидевший рядом с Хэнкоком. – Если мне и суждено здесь умереть, то пусть меня прикончат немецкие снаряды, а не авария на этой чертовой дороге.
Хэнкок заметил, что Джордж Стаут, сидевший сзади, был абсолютно спокоен.
А снаряды и правда летали в опасной близости. Пару дней назад один из них попал прямо в здание центра командования в Корнелимюнстере, пригороде Ахена. Рядом с проломом кто-то повесил табличку: «Если ты был в этих стенах, то, считай, побывал на фронте».
Наконец штабной автомобиль приехал в Бюсбах, и Хэнкок прикинул, что это местечко всего в пяти километрах от Корнелимюнстера. Всего пять километров – и уже попадаешь на фронт. Накануне Хэнкок впервые побывал на командном посту и обнаружил там солдат, которые рылись в тлеющих обломках. Груда камней – все, что осталось от маленького домика, где армия устроила казармы; бомба попала в него всего за час до приезда Хэнкока.
