Наступательные действия, которые русские предприняли на противоположном берегу Азовского моря, ясно показали, что мы не сможем до бесконечности удерживать Таманский плацдарм.
Фабрициус именно октябрь назвал решающим месяцем, и, как оказалось впоследствии, он был прав. Мы решили специально для операционной соорудить бомбоубежище, и постепенно оно превратилось в небольшой госпиталь, скрытый под землей. В связи с реализацией этого проекта возникли две проблемы – где достать необходимые строительные материалы и рабочую силу? Было совершенно невозможно получить материалы обычным, официальным путем; их можно было достать только на черном рынке – обменивая на бензин, кофе, водку, только таким путем мы могли приобрести все необходимое. И на этот раз наш старый друг Штуббе оказал нам неоценимую помощь. Он получил звание майора, и теперь его часть располагалась в станице Старотитаровской. В его сопровождении мы отправились на склад одной из инженерных частей, с одним из офицеров которой он был знаком. Пока мы были заняты тем, что «гнали теплый южный ветер», как сержант Германн называл подобные встречи, он лично договорился со всемогущим старшим сержантом, заведовавшим этим складом. Мы получили все, что хотели, в том числе цемент и стальные листы, а майор Штуббе распорядился, чтобы их доставили к нам на его тракторах.
Мы испытывали острый недостаток только в кирпичах, и так уж получилось, что в станице Северные Сады мы располагались совсем рядом с большим кирпичным зданием. На многие километры вокруг это была, пожалуй, единственная мало-мальски подходящая цель для бомбардировщика. Было очевидно, что в случае нашего отступления авиация русских будет усиленно бомбить этот район. Мы решили разобрать это здание на кирпичи и таким образом использовать материал из заброшенного здания для пользы раненых. В нашей роте служило несколько опытных строителей. Они смогли отобрать нужное количество кирпичей так, что здание даже не обрушилось. Мы закрыли листами фанеры пустые оконные глазницы, так что с дороги никаких следов повреждений не было заметно. Однажды генерал, который, так уже получилось, ничего не знал о нашей просьбе разобрать часть здания на кирпичи, проезжал мимо него на лошади и неожиданно для себя заметил следы наших работ. Он рассмеялся и прислал крест «За отличную службу» 2-го класса для того человека, который додумался это сделать. Три недели спустя русские во время авиационного налета разнесли это здание вдребезги.
Гораздо труднее оказалось найти необходимую рабочую силу. Во время таких относительно спокойных периодов мужчин из числа местного населения привлекали для выполнения различных работ. Однако мы смогли преодолеть и эту трудность. Две недели назад у нас гостил командир батальона майор Фельдман; во время осады Севастополя он командовал операцией, в ходе которой оборона крепости была прорвана в одном из ключевых пунктов. Он рассказывал нам, что ему выдали отпускных билетов даже больше того количества людей, которое он мог бы спокойно отпустить, не опасаясь оголить свой участок обороны. Мы обсудили с ним эту проблему. Мы приказали сержантам узнать у наших людей, не согласится ли кто-нибудь из них на время добровольно перейти в батальон Фельдмана, чтобы как можно больше его солдат смогли поехать домой в отпуск. Отношение нашей команды к данному вопросу было весьма характерным. Солдаты сказали, что они не против на время перейти на службу в другой батальон, но они не хотят писать рапорт, что они делают это добровольно, а хотят, чтобы им это приказали. Начальник медицинской службы дивизии, которого не так давно к нам прислали, был здравомыслящим, интеллигентным человеком, к тому же большим ценителем кларетов, а поскольку он занимался лечебной практикой между двумя мировыми войнами, неплохо разбирался в медицине. Он с готовностью удовлетворил нашу просьбу и приказал, чтобы людей заменили так, как мы сами предлагали.
Когда 2 недели спустя майор Фельдман заехал к нам в гости, мы рассказали ему о тех трудностях, с которыми мы столкнулись при поисках рабочей силы. Через 3 дня, с первыми лучами солнца, на наш пост прибыл сержант из его батальона:
– Самые добрые пожелания от майора Фельдмана. Он прислал вам двадцать русских для строительства бомбоубежища.
Фельдман прислал нам военнопленных. Не докладывая никуда об этом официально, он просто отправил их к нам.
У нас не только не было возможности охранять пленных, но мы даже и не хотели этого делать. Мы просто попытались завоевать их симпатии, надо сказать, только один из них впоследствии сбежал; все другие остались служить в роте, через некоторое время превратились в добровольных помощников и стали носить немецкую форму.
Однажды к нам подошел старший сержант из нашей роты, у которого было письмо от вдовы человека, умершего в нашем госпитале. Он получил ранение в брюшную полость в 3 часа утра и был доставлен к нам час спустя. Я сделал ему операцию, но его не удалось спасти. Через 3 дня он умер. Мы отправили вдове все его личные вещи.
Сейчас его вдова писала о том, что она получила письмо от своего мужа, которое он ей отправил вечером накануне гибели. В этом письме он писал ей, что собирается отослать ей 400 марок, которые ему удалось сэкономить, на следующий день. Однако эти деньги так и не дошли до нее, а среди личных вещей, которые мы ей отправили, было всего 20 марок.
Это было совершенно невозможно, чтобы эти деньги были украдены. Подобные вещи в нашей роте просто никогда не случались. Водитель «скорой помощи», который доставил раненого солдата, служил в нашей роте чуть ли не дольше всех. Санитаром, который ухаживал за раненым, был сержант Германн. Отправкой личных вещей занимался сержант Кинцль.
Мы обратились за помощью к майору Фельдману, так как раненый был из его батальона. Майор занялся расследованием и выяснил, что солдат на самом деле написал это письмо и передал его почтальону; затем он проиграл эти 400 марок в карты, потом отправился в караул, где и был ранен. Тех солдат, которые играли с ним в карты, он заставил вернуть деньги, и они были отправлены вдове.
Когда лето закончилось, днем стало заметно холоднее. Активность противника возросла. Это был верный признак того, что русские что-то замышляют.
Майор Фабрициус отправился домой в отпуск. Командный пункт дивизии находился всего в нескольких километрах от нас, на другой стороне холма. Из штаба открывался широкий вид на заросли камышей вблизи Кубани. На реке обитало немыслимое количество птиц, которыми правили несколько величественных лебедей. Фабрициус пришел к нам рано утром, чтобы попрощаться, и мы расположились на небольшой террасе, имевшейся перед нашей хижиной: двое старых друзей, которым многое надо было обсудить. В течение лета становилось все более и более очевидно, что «партия проиграла войну». Но в то время мы еще не особо задумывались над тем, что будет лично с нами.
