— Так рассказывает Ливонская рифмованная хроника. Новгородская же летопись говорит: "Пришли в силе великой немцы из замория в Ригу, и там совокупились все, и рижане, и вся чудьская земля, и псковичи от себя послали помощь — мужей 200, пошли на безбожную Литву"[81]. Выступило конное войско лишь к осени (до Литвы, замечает хронист, им "пришлось скакать"). Преодолев трудности похода,
Они в литовский край пришли.
Здесь грабили они и жгли,
Всей силой край опустошая,
И за собою оставляя
Повсюду ужас разоренья.
На Сауле путь возвращенья
Их шел, среди кустов, болот.
Здесь, под Шауляем, 21 сентября путь разбойникам преградил отряд жителей разграбленной Жемайтии. Храбрецы сумели задержать крестоносцев у реки до следующего дня, когда им на выручку подоспел опытный военачальник Миндовг (что на литовском значит — многомыслящий), сын Рынгольта (ок. 1200–1263). Слава его уже выходила за пределы Литвы — в 1235 г. Даниил Галицкий искал с ним союза против польского герцога Конрада Мазовецкого[82]. Но даже столь знатный воин не смог бы объединить дружины и ополчения разных князей и земель Литвы, если бы крестоносцы не осмелились на столь наглое вторжение в родные земли лихих всадников, которые привыкли вторгаться в чужие земли сами.
Правильно рассчитав, что рыцари (несмотря на призывы магистра Волквина фон Винтерштаттена) не решатся на прорыв всем скопом через реку, талантливый полководец атаковал их среди лесов и болот, максимально используя свойства местности.
С врагами битву завязали.
Но в топях кони увязали,
как женщин, воинов перебили, —
грустно констатировал немецкий хронист. Управление немецким войском было нарушено; отдельные всадники и отряды пытались прорваться на свой страх и риск. В ходе боя покорённые крестоносцами земгалы из соседних с Литвой земель бросились на своих поработителей и "без разбору их рубили". 48 братьев-меченосцев остались с магистром; потеряв коней, они были оттеснены в лес, где литовцы обрушили на них деревья (видимо, заранее подготовив место) и перебили до единого, как и подавляющее большинство "пилигримов". О жестокости битвы говорит тот ещё невиданный в военной истории Новгородской республики факт, что из псковских воинов погибло девять десятых: домой, согласно летописи, вернулись лишь 20 человек!
Прославленный как защитник родной земли, Миндовг был провозглашен великим князем, а вскоре и правителем всей Литвы. Он отбросил орден и рыцарей Риги к западу от Двины чуть ли не к границам 1208 г., восстановив влияние Литвы в землях куршей и земгалов. Ещё многие десятилетия пришлось Миндовгу сражаться с князьями-соперниками за единство Литвы. Но слава победителя при Шауляе помогла ему стать основателем Литовского государства и заложить фундамент будущей великой Литовско-русской державы.
* * *
Военные силы ордена меченосцев были уничтожены. Восстань покорённые народы Прибалтики в этот момент, — и освобождение от немецкой оккупации стало бы вполне предрекаемым. Однако спасение пришло от Тевтонского ордена, угнездившегося западнее, в Восточной Пруссии. Ливонская рифмованная хроника сообщает об этом событии красноречиво, но крайне упрощённо:
В Ливонии печали дни настали,
но братья гонцов послали
к мужу умудренному,
в Зальцахе рожденному,
что возглавлял Немецкий дом (Тевтонов. — Авт.).
он, ознакомившись с письмом,
утешил так послов прибывших:
"Должны мы, как хотел Всевышний,
перенести смиренно горе.
А к вам пришлю я братьев вскоре
во множестве. Вам воины нужны
восполнить рыцарства ряды".
По случаю тому магистр
велел созвать капитул быстро.
Просил сбираться он в дорогу
в страну, возлюбленную Богом,
многих комтуров с людьми,
чтобы они там помогли
исправить в крае положенье.
"Совместно мы нести служенье, —
Сказал он, — Господу должны
вся к час, покуда живы мы:
в том долг духовный наш и право.
И проследим, чтоб к вящей славе
из братьев лучших дать в число
той помощи". Так все произошло.
Средь братьев избран был один,
добродетелью известный им,
магистром в край Ливонский дальний:
Его брат Герман Вальке звали.
Из лучших собран был отряд,
где каждый был той чести рад:
героя пятьдесят четыре.
Их в изобилии снабдили
едой, конями, добрым платьем.
Пора настала выступать им
в Ливонию тогда.
Пришли в край гордо, без стыда,
и были приняты по чести
всеми рыцарями вместе;
утешился край ими в горе.
Христовы рыцари же вскоре
свой знак отличия сменили,
на платье черный крест нашили,
как то велит Немецкий орден.
Магистр был радости исполнен,
и братья все возликовали,
что с ним в краю том пребывали.
На самом деле переговоры об объединении орденов, точнее — о подчинении остатков ордена меченосцев с их красивыми символами, красными крестом и мечом, Тевтонскому ордену (с унылым чёрным крестом на плащах "братьев"), были далеко не просты. Лишь в результате энергичного участия римской курии представители двух орденов подписали 12 мая 1237 г. договор об объединении в папской резиденции Витербо близ Рима. Только после этого гроссмейстер Тевтонского ордена Герман фон Зальца послал на восток 55 своих комтуров и рыцарей во главе с ландмейстером (заместителем магистра на отдалённых землях) Германом фон Бальке[83].
Не исключено, что фон Зальц вскоре об этой "щедрости" горько пожалел. В том же году тевтонские рыцари под командой брата Бруно захватили город Галицко-Волынской Руси Дрогичин. Это взбесило истомлённого борьбой с соперниками-князьями, поляками, венграми и грабителями-половцами Даниила Романовича Галицкого. "Не лепо держать нашей отчины крестоносцам!" — воскликнул великий князь и "в силе тяжкой" прискакал в марте 1237 г. к Дрогичину. Одним ударом он разгромил рыцарей, взял город, пленил всех немецких воинов со "старейшиной их Бруно" и вернулся с полоном во Владимир-Волынский[84].
Тевтоны или тамплиеры?
В гневе великий князь Даниил, по рассказу Ипатьевской летописи, обозвал врагов-крестоносцев тамплиерами: "Не лепо есть держати наше отчины крижевником Темпличем, рекомым Соломоничем"! Но присутствие тамплиеров (templiers, от "temple" — храм), рыцарей Храма Соломона (лат. Temptique Solomonici), в этом районе не зафиксировано. Можно было предположить, что запальчивый Даниил ошибся, не разобравшись толком, на кого поскакал "в силе тяжце". Однако, взяв в плен "старейшину их Броуна", любознательный князь должен был установить истину. Продолжают эту загадку два бытующих в литературе письма французскому королю Людовику IX от магистров ордена тамплиеров и Тевтонского ордена о битве при Лигнице 1241 г.
