Из Владикавказа их с Мишей направили в Беслан – большую узловую станцию. Там на путях, в тупике стояли пустые теплушки. Их поселили в одну из них. К счастью или нет, но пробыли там недолго. В то время нельзя было определить, где завтра будет лучше или хуже, быстро менялась военная ситуация. Белая гвардия огрызалась в ответ натиску большевиков, и порой удачно. Политая кровью Россия еще не полностью оказалась под кумачовым флагом – символом революции и победы в Гражданской войне.
Во Владикавказе Михаил стал работать в госпитале. Там поговаривали, что скоро придут красные, и некоторые врачи решили не рисковать своею судьбою и даже не жизнью, а просто достатком, зная, сколько у красных зарабатывает врач, к примеру военный, – столько же, сколько и солдат – военное довольствие, поэтому и уезжали по Военно-Грузинской дороге в Тифлис, а далее – в Батуми, где садились на корабли, направляющиеся в Турцию.
Татьяна Николаевна вспоминает зиму 1919 года: «Поселили нас очень плохо, недалеко от госпиталя в Слободке, холодная очень комната, рядом еще комната – большая армянская семья жила. Потом в школе какой-то поселили – громадное пустое здание деревянное, одноэтажное… В общем, неудобно было. Тут мы где-то познакомились с генералом Гавриловым и его женой – Ларисой. Михаил, конечно, тут же стал за ней ухаживать…»
Я закрываю кавычки, чтобы не продолжать эту тему, но не потому, что боюсь бросить тень на великого писателя. Просто я описываю его таким, каким он был, его сильные стороны и слабости, впрочем, в отношении женского пола свойственные многим гениям прошлых лет и современности.
Миша по-прежнему не показывал Тасе написанное, а она, обиженная этим, не читала того, что выходило в печати. Однажды от отчаяния стала колоть дрова. Первый раз в жизни. Полено прыгало под ее неумелыми ударами, пока все-таки не раскалывалось надвое.
Михаил, увидев это, оторопел:
– Зачем ты рубишь?
– Тебе же некогда! – сдерживая волнение, вымолвила она.
К ее удивлению, Михаил покачал головой и направился к госпиталю. Он действительно много работал, но такого равнодушия она от него не ожидала, думала, что он вырвет из ее рук топор, наймет рубщика, но ничего подобного не произошло. Ей стали помогать сын генерала Гаврилова и денщик Миши Дмитрий Барышев, которого Булгаков послал в помощь. Тася уже приноровилась к колке дров, а денщик считал эту работу лишней для себя.
– Надо чего помочь, барыня? – спрашивает.
– Ничего не надо.
– Так я в кино пойду?
– Иди. А деньги у тебя есть? Нет? Вот тебе деньги. Иди!
Потеплело, и Тася стала чаще выходить из дома. Прежде больше ходила на Центральный рынок.
Иногда до рынка не добиралась, покупала продукты прямо с арбы, двигающейся к базару, что было дешевле.
В воскресенье, 1 марта, пошла в городской театр, где с удовольствием прослушала публичную лекцию европейски известной альпинистки Марии Петровны Преображенской, восходившей на вершину Казбека. Любовалась на экране двумя сотнями диапозитивов с красотами этой заоблачной страны. В вестибюле в перерыве лекции люди говорили о необычайном преображении Японии. Там, как писали газеты, словно по мановению волшебной палочки вдруг мощным ключом забили творческие силы народа. Варварские обычаи словно ветром сдуло. Техника сделала резкий скачок в своем развитии. Архаичные зачатки правления неожиданно вылились в строго последовательную систему государственности. Япония выросла из прежней экзотической островной страны в великую мировую державу. А мы, люди с незатраченной и неисчерпаемой энергией, имеющие у себя под ногами вечный укор природы в виде малоразрабатываемых бесконечных богатств недр и территории, не сумели подняться даже до уровня Японии, хотя и не обособлялись, как она, от Запада. Вывод ясен и прост. Трудно было пошевелить мозгами. Обременительно… Мы во всем привыкли полагаться не на себя, а на других. Вокруг нас из заграничных соболезнователей и благоприятелей всегда был какой-то заколдованный круг. А мы стояли в этом кругу задумчиво и грустно, и лишь время от времени жаловались наши дети: «Потише, дяденьки, голова кружится! Слишком много учебников! И слишком много задают на дом. Некогда даже погулять!» Кружилась у нас голова на протяжении сотен лет, кружится, кружится и теперь, когда большевики взяли нас за горло мертвой хваткой. Кто-то заметил: «Может, большевики все и выправят?!» – «Кто? Эти хамы?!»
Тут людей пригласили на продолжение лекции, и разговор прекратился. Вечером Тася хотела рассказать о нем Мише, но передумала – вдруг он все это знает или ему это неинтересно, но потом пожалела – любое культурное общение, тем более на спорную тему, вызвало бы у него поток эмоций и своих доводов, мог получиться интересный разговор.
Но неизвестное будущее, своеобразная жизнь на качелях, которые взлетают с живым человеком, а могут опуститься с мертвым, потому что, взлетая, как бы паря в пространстве, он мог сказать правду и за это быть подстреленным на лету, заставляют Мишу спросить у Таси совета, подписываться ли ему под статьей в газете «Кавказ» своей фамилией или взять псевдоним. Тася предлагает компромиссный вариант:
– Подпишись: М. Б. Тебя как литератора читатели еще не знают. И чего ни случись – прямого доказательства того, что писал статью ты, не будет.
– А ты у меня умница, – впервые именно так похвалил Михаил Тасю, и лицо ее озарилось. Он еще никогда не признавал ее ума и сообразительности, видимо, думая, что молодым женщинам они не свойственны и не обязательны. Другое дело мама – «белая королева».
Статья называлась «На Красном Дону (рассказ нашего сотрудника)». «Вас интересует, как питаются советские подданные. В отношении питания все пользуются равноправием, голодают все, но в разной степени.
– О голоде можно говорить только тогда, – сказал т. Петерс, – только тогда, когда будут очищены голодными помойные ямы.
И это, товарищи, уже было в Москве. А до тех пор ни о каком голоде говорить не приходилось. Тем же, кто вздумал говорить, кроме голода, о холоде, тот же Петерс любезно разъяснил, что нормальной температурой, при которой можно работать в зданиях, являются минус четыре градуса. Единственно, в чем добились рабочие равноправия, – это в смысле ограбления их квартир. Тут уже поистине все равны, и не только в квартирах, но и на улицах – рабочих раздевали наравне с буржуями, руководствуясь не лишенной логики формулировкой: «Тебе не нужно, а мне, товарищ, на фронт идти!..» (Впервые опубликовано в газете «Кавказ» от 29 февраля 1920 года.)
– Теперь мы повязаны с тобою одной тайной, – загадочно произнес Михаил, – теперь ты знаешь, кто скрывается под инициалами М. Б.
