Новый виток скандала Вагнера с королем разразился уже весной 1870 года. Теперь Людвиг II объявил о подготовке к постановке «Валькирии». Вагнер неоднократно и недвусмысленно выражал свое мнение, что тетралогия должна ставиться только целиком, и никак иначе! На этот раз он, видя свою беспомощность, уже был согласен на компромисс: «Валькирия» может быть поставлена частным образом, лишь для одного короля, как уже бывало с другими произведениями, и не только Вагнера. Но Людвиг II оказался неумолим и настоял на публичной премьере в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре. Возможно, такая непримиримая настойчивость по отношению к вагнеровским творениям была продиктована его все еще неудовлетворенным желанием сделать из Баварии «страну музыкантов». Тогда Вагнер, смирившись с неизбежным, предложил собственные услуги в качестве дирижера. Но Людвиг отказал Вагнеру и в этом, мотивируя свой отказ тем, что его связь с Козимой до сих пор не узаконена, и его приезд в Мюнхен может негативно сказаться на восприятии спектакля. И это после того, как предыдущие вагнеровские постановки прошли успешно, после того, как мюнхенская публика стоя приветствовала композитора после премьеры «Нюрнбергских мейстерзингеров» и никто даже и не вспомнил о скандале пятилетней давности! Предлог, мягко говоря, надуманный.
В эти дни Вагнер вновь с каким-то обреченным отчаянием стал мечтать о своем собственном театре, где никто не смог бы навязывать ему чужую волю…
Но, несмотря на все недоразумения, Вагнер в глубине души с благодарностью воспринимал все, что Людвиг II делал для него. А чтобы уже никто — даже сам король — не мог упрекнуть их в нарушении норм морали, 25 августа 1870 года, в день рождения Людвига II, Рихард и Козима заключили законный союз в протестантской церкви Люцерна (Козима к тому времени перешла из католичества в лютеранство и получила, наконец, долгожданный развод). Свидетелями на их бракосочетании были Ганс Рихтер и Мальвида фон Майзенбуг.[139] В своем дневнике Козима красноречиво написала: «Каждые 5000 лет случается счастье».[140]
Однако мы забежали слишком далеко вперед, и безоблачные дни тогда сопутствовали далеко не всем. В целом 1870 год выдался очень тяжелым. Баварии грозил новый военный конфликт, и, кроме того, усилилось политическое противостояние внутри страны. Это были первые ростки того политического кризиса, который закончился для нашего героя столь трагически.
Как мы помним, после войны 1866 года Людвиг понял, что единственно возможный для Баварии путь — это сближение с Пруссией во имя объединения Германии. На этом пути Людвига всячески поддерживал — естественно, в первую очередь в своих интересах — Отто фон Бисмарк. В целом «Железный канцлер» симпатизировал баварскому королю, понимая и одобряя его политику, направленную на соблюдение интересов родной страны.
А эти интересы действительно определяли внешнюю политику Людвига II. Прекрасно понимая, что союз с Пруссией неизбежен, он пытался вступить в него на наиболее выгодных для Баварии условиях. Что в целом ему удалось. Насчет Бисмарка же король никогда не обольщался, признаваясь: «Бисмарк, кажется, хочет из Баварии сделать прусскую провинцию… И — увы!., когда-нибудь это ему удастся».[141]
Под влиянием Бисмарка, пообещавшего, что Бавария, вступив в союз с Пруссией, сохранит независимость и собственную армию, а также получит немалое денежное вознаграждение, Людвиг II начал проводить планомерную пропрусскую политику. Не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что во многом Людвиг действовал, возможно, и против своих внутренних убеждений, но подчиняясь «голосу крови». Напомним, что его мать, королева Мария, была двоюродной сестрой Вильгельма I, а, стало быть, сам Людвиг приходился двоюродным племянником будущему германскому императору. Помня об этих родственных связях, Людвиг не особо кривил душой, когда писал своему двоюродному дяде следующие строки: «После того, как заключен между нами мир и утверждена крепкая и постоянная дружба между нашими государствами, хочется дать этому факту внешнее символическое выражение, и я предлагаю Вашему Королевскому Величеству совместно со мной владеть знаменитым замком Ваших предков в Нюрнберге.[142] Когда со шпиля этого общего родового замка взовьются рядом знамена Гогенцоллернов и Виттельсбахов, это будет символом того, что Пруссия и Бавария единодушно стоят на страже будущего Германии, которое через Ваше Королевское Величество направлено провидением по новым путям…»[143]
Но среди простого населения Баварии исконно жила национальная вражда к Пруссии, еще усилившаяся после войны 1866 года. Пропрусская политика Людвига II вызвала волну возмущения. Прибыв в Мюнхен на открытие ландтага, король встретил на улицах города вместо привычных восторженных оваций зловещее молчание. Но националистический протест баварцев против союза с Пруссией не оказал на уже принятое решение короля никакого влияния: он оставался тверд и непоколебим.
Еще 31 декабря 1866 года Людвиг назначил председателем Совета министров Баварии князя Хлодвига Карла Виктора фон Гогенлоэ-Шиллингсфюрста,[144] пламенного сторонника Бисмарка и единства Германии под главенством Пруссии. Однако политика князя фон Гогенлоэ к 1870 году расколола баварское общество на два враждующих лагеря: на сторону короля и министерства встали либералы, против — почти все родственники Людвига II, включая принца Луитпольда, аристократия, католики и консерваторы.
Кстати, тогда же при поддержке короля поднялись до высших государственных должностей граф Максимилиан Карл Теодор фон Хольнштайн (Holnstein aus Bayern; 1835–1895) и барон Йохан фон Лутц (Lutz; 1826–1890), который, кстати, к тому времени еще никаким бароном не был. Эти два человека сыграли слишком большую роль в судьбе Людвига И, поэтому мы не можем обойти молчанием их биографии.
Интересно отметить, что граф фон Хольнштайн и Лутц являли собой полные противоположности, начиная от происхождения и заканчивая характером и политическими убеждениями. И тем не менее в истории их имена оказались неразрывно связаны.
Граф являлся не просто потомственным аристократом, крупнейшим землевладельцем, баловнем судьбы, но и другом детства двух принцев — Людвига и Отто, верным товарищем их игр и забав. Он был внуком графа Франца Людвига фон Хольнштайна (1723–1780), внебрачного сына курфюрста Карла Альбрехта Баварского (1697–1745), императора Священной Римской империи (1742–1745). Отсюда и приставка к фамилии фон Хольнштайнов — «aus Bayern» — буквально «из Баварии». Тем более что Франц Людвиг, несмотря на то, что был незаконнорожденным, получил признанный баварский герб со знаменитыми сине-белыми ромбами Виттельсбахов. Таким образом, граф Максимилиан фактически «тоже Баскервиль», в нашем случае — Виттельсбах. Ассоциация со знаменитым произведением Конан Дойла «Собака Баскервилей» не случайна; вскоре мы убедимся, что литературный Стэплтон по коварству и изобретательности ничуть не уступает реальному графу фон Хольнштайну.
