- Что ж, я это предвидел, - шептал матери отец в прошлом году, когда Инга неожиданно для себя и для них расписалась с мужчиной, который был старше ее на целых десять лет. И это по паспорту. С виду же Георгию Ильичу можно было дать все полсотни.
- Я предвидел, предполагал... - повторял Антон Николаевич, хотя в 47-м году филфак Университета казался ему не вертепом разврата, а только кузницей революции.
- Успокойся, Тошка. Все обойдется, - успокаивала его жена.
- Я предполагал, ах, как я все это предполагал, - шептал Антон Николаевич, чтобы не услышала в соседней комнате дочь. По врожденной деликатности он ей ничего не мог сказать. Она была совершеннолетней даже по английским законам. Он грустно и нежно поздравил дочь с законным браком и чрезвычайно обрадовался, когда через несколько месяцев Инга вернулась домой.
Дочка держалась молодцом. По-видимому, неудачный брак ее не сломал. Развод еще не оформили, но Георгий Ильич (незадачливый супруг) иногда звонил, как, впрочем, звонили и другие знакомые. Инга была весела, много работала и даже - что так нечасто среди аспирантов - собиралась защититься раньше срока. Антон Николаевич был счастлив.
- Да, действительно обошлось, - шептал он ночью жене. - Девочка оказалась стойкой. Что ни говори, хорошая кровь и хорошее воспитание не могут не сказаться. Но я бы поторопил-ся с оформлением этого неприятного документа...
- Ничего, Тошка. Не торопись, - утешала жена.
В год великого перелома, когда в Москве вдруг стали исчезать продукты и интеллигенты, когда без того зябковатая жизнь беззащитных служащих стала вовсе сирой и неуютной, в тот год каким-то совершенно непостижимым чудом они нашли друг друга и стали друг для друга прибе-жищем, пристанью, опорой, выходом из отчаянья и аккумулятором силы. Татьяне Федоровне было уже за тридцать и знакомый врач, чрезвычайно интеллигентный человек (он повесился в прошлом году во время гонения на врачей), советовал не заводить детей. Но она с безоглядной храбростью не послушалась эскулапа и родила Ингу. Теперь Татьяне Федоровне было под шестьдесят. Она прихварывала, но преподавала в музыкальной школе, правда, уже отказавшись от частных уроков.
- Не торопись, Тошка, - отвечала мужу. - Так... она с нами... А с чистым паспортом опять с кем-нибудь сочетается...
- Да, ты права, - как всегда, соглашался отец.
В семье был чуть ли не суеверный страх перед всякого рода бумагами, документами, гербовыми печатями и пр. Получение какой-либо справки, даже из домоуправления - было предметом отчаянных мук, долгих споров, волнений и поводом для приема капель Зеленина.
Словом, это была семья, уцелевшая благодаря своей незаметности и не распавшаяся благодаря слабости каждого ее члена. В одиночку никто бы из Рысаковых не выстоял.
- Родить им, что ли, внука? - подумывала иногда Инга, глядя на милых, несколько жал-ких и страшно дорогих ей старичков. - Вот развяжусь с аспирантурой и подсуну им ребеночка вместо себя. Тогда хоть свободней стану.
Впрочем, тиранили ее не они, а их деликатность.
- Сегодня девочка в отличном настроении, - улыбалась незамужняя тетка, когда Инга, умытая и причесанная, в юбке и вязаной кофте, вошла в родительскую комнату. Незамужней тетке было за восемьдесят, но она еще была бодра. - Что это у тебя за чтение было в третьем часу, а потом гимнастика? Ты закончила свою главу?
- Если бы... - вздохнула Инга, понимая, что нельзя обделять стариков крохами информа-ции. Она чувствовала, что слух у них постоянно напряжен, как у охотничьих собак.
- Нет, это чужой реферат. Но очень хороший. О месте последней личности...
- ... в истории? - подхватил Антон Николаевич. - Что-нибудь плехановское?..
- Нет, совсем другое, - улыбнулась Инга. - Так. Взгляд и нечто... Один захолустный офицер.
- Не люблю военных, - фыркнула бабка.
- Нет, не скажите. Случаются любопытные экземпляры, - заступился отец за незнакомо-го ему Курчева.
- Этот любопытный, - кивнула Инга, прихлебывая кофе.
"А что - взять и выйти отсюда замуж в какую-нибудь закрытую секретную часть. Захотят они приехать, а пропуска им не выпишут. А?" - и не удержавшись, она засмеялась.
- Не расплескай кофе, - сказала бабка Вава. - Ты сегодня, я вижу, в отличном духе.
- Она всегда такая. Правда, девочка, - погладила дочь Татьяна Федоровна.
- Всегда и везде, маман. Все у меня прекрасно и удивительно. Лет до ста и так далее и обязательное равнение на маман. Сегодня кофе само совершенство! - кивнула отцу. - Чего они от меня хотят, папа?
- Уймитесь, женщины, - тотчас откликнулся отец. - Как, Ингуша, эта работа в пределах досягаемости?
- Да, пожалуйста. У меня на столике. Целых два экземпляра. Но это не по теме. К Ребекке Шарп отношения не имеет.
- Привет, - поднялась, потому что зазвонил телефон. - Скажите, что уже ушла.
- Люди утром звонят по делу, - проворчала тетка и сняла трубку. - Ингу Антоновну? Пожалуйста.
- Ну и Вава... - покачала Инга головой. - Да, - сказала в трубку. Доброе утро, Алексей Васильевич. - Зная, что ее слышит вся семья, она держалась подчеркнуто безразлично. - Да. Уже выхожу. Да, в библиотеке. Как всегда до вечера. Пожалуйста.
Она положила трубку.
- Я же сказала, что меня уже нет.
- Неприятный звонок? - насторожилась мать.
- Нет, просто занудный, - солгала Инга. - Один доброхот. Предлагает написать за меня основополагающую часть тошниловки.
- Девочка, это неприлично, - не удержалась тетка. - Каждый должен работать за себя. И потом, надо выбирать подходящие слова. В крайнем случае можно сказать - тошнотворность, хотя и это нехорошо. А эти суффиксы - овки, евки - никуда не годятся.
- Знаю, ужасна газировка вместо газированной воды, - с неохотой воротилась Инга к давнишнему семейному спору. - Но великий и могучий должен все-таки развиваться?!
- Но не в сторону улицы, - спокойно отпарировала тетка.
- Дискуссия по вопросам языкознания давно выдохлась. Гуд лак, махнула Инга ладошкой и потерлась о плечо отца.
- К ужину ждать? - спросила неугомонная тетка.
- Ни в коем разе! Мне и так скоро расставлять юбки, - с притворным ужасом оттопырила Инга пальцы вокруг узких бедер.
- Надо строже выбирать меню в ресторанах, - не растерялась тетка.
- Мам, - по-детски слезливо протянула Инга. - Ну, что она ко мне?..
- Не трогайте ее, Вава. Она не обжоришка, - осторожно потрепала Татьяна Федоровна дочь, чтобы не смять прически. - Иди, девочка, - и шутливо, как в школьные времена, вытолкнула дочку из комнаты.
- Не надо к ней привязываться. Она ведь умница, - сказала негромко, не столько для Вавы, сколько для себя.
- Да, - кивнул Антон Николаевич. - Собственно, это и окрыляет.
2
В вагоне метро Инга вдруг вспомнила, что должна отнести письмо в Кутафью башню, и с надеждой заглянула в папку: вдруг письма там нет. Она понимала, что это нехорошо, что лейте-нанту, как видно, позарез нужно передать послание, но уж очень не хотелось идти в Кремль. Ну, днем позже какая разница? Все равно у нас такая бюрократия и волынка. К несчастью, пись-мо лежало в папке.
