Последние три секунды оказались самыми трудными. Чтобы дойти от семи секунд до вожделенных четырех, ему понадобилось целых одиннадцать месяцев!
Великий миг настал в субботний вечер. Перед ним лежала карта, рубашкой вверх. Он щелкнул секундомером и начал сосредотачиваться. И сразу же увидел красные кляксы. Пятна очень скоро обрели очертания и превратились в бубны. И затем, почти сразу же, в левом верхнем углу появилась цифра шесть. Он снова щелкнул секундомером. Отсчитал время. Оказалось, что прошло четыре секунды! И перевернул карту. Шестерка бубен! Удалось! Он прочел карту ровно за четыре секунды!
Он попробовал еще раз, с другой картой. Через четыре секунды он увидел, что это дама пик. Он прошелся по всей колоде, каждый раз не забывая включить секундомер перед очередной картой. Четыре секунды! Четыре секунды! Четыре секунды! Всегда одинаково. Наконец он этого добился! Все. Он готов к делу!
Сколько времени у него на это ушло? Ровно три года и три месяца напряженной работы.
А теперь в казино!
Но когда?
А почему бы не начать прямо сейчас?
Сейчас вечер, суббота. Все казино по субботам к ночи переполнены. Тем лучше. Меньше шансов вызвать подозрения. Он пошел в спальню, переоделся в смокинг и повязал черный галстук. В субботний вечер в большие лондонские казино полагается являться нарядным.
А пойдет он, поразмыслив, решил Генри, в «Лордз-Хауз». В Лондоне больше сотни законных казино, но туда пускают далеко не всех. Сначала нужно стать его членом. Генри числился членом не менее десяти лучших казино. «Лордз-Хауз» нравилось ему более всех прочих. Самое роскошное в стране, и публика самая изысканная.
Казино «Лордз-Хауз» располагалось в великолепном особняке эпохи короля Георга в самом центре Лондона, более двух столетий он служил личной резиденцией герцогу Эдинбургскому. Теперь тут хозяйничали букмекеры, а в изысканных комнатах с высокими потолками, куда некогда приходили аристократы, нередко царственных кровей, чтобы сыграть партию-другую в невинный вист, толпились люди совсем иного рода и играли совсем в другие игры.
Генри подъехал к парадному входу и вышел из автомобиля, но двигатель заглушать не стал. К машине тотчас подбежал служитель в зеленой форме, чтобы отогнать ее на стоянку.
На обочинах по обе стороны улицы стояло, наверное, с десяток «Роллс-Ройсов». Только очень состоятельные люди могли позволить себе членство в «Лордз-Хауз».
— Приветствуем вас, мистер Шугар! — воскликнул человек за стойкой, в чьи обязанности входила способность никогда не забывать ни единого лица. — Давненько не было видно!
— Дела, — отвечал Генри.
Он поднялся наверх по роскошной широкой лестнице с резными перилами из красного дерева и вошел в кассу. Там он выписал чек на тысячу фунтов. Кассир выдал ему десять больших розовых пластмассовых жетонов прямоугольной формы. На каждом прямоугольнике значилось: 100 фунтов. Генри опустил их в карман и прошелся по игорным залам, чтобы после долгого отсутствия вновь пропитаться царившей здесь атмосферой. Казино было переполнено. Холеные гладкие женщины окружали вращающееся колесо рулетки, словно откормленные куры, столпившиеся вокруг кормушки. На груди и запястьях у них сверкали золото и драгоценные камни. Волосы у многих отливали синевой. Мужчины были в смокингах, и среди них не было ни одного высокого. Интересно, удивлялся Генри, почему у всех богатых завсегдатаев казино короткие ноги? Они словно бы кончаются на коленях. У большинства из них неизменно большие животы, багровые лица и сигары в зубах. В глазах сверкает алчность.
Впервые в жизни Генри с презрением наблюдал за типичными богатыми любителями азартных игр и завсегдатаями казино. Прежде он всегда видел в них компаньонов, товарищей, представителей того же сословия и того же класса, к которому относил и себя самого. Сегодня вечером они казались ему невыносимо вульгарными.
Неужели он изменился благодаря трехлетним занятиям йогой, недоумевал Генри.
Он встал у рулетки. Народ выкладывал жетоны на длинный зеленый стол, силясь угадать, куда угодит маленький белый шарик, соскочив с колеса на следующем его обороте. Генри поглядел на колесо. И вдруг, наверное, больше по привычке, чем почему-нибудь еще, он поймал себя на том, что начал концентрироваться на этом механизме. Это было нетрудно. Он упражнялся в искусстве полнейшей сосредоточенности столько времени, что это для него стало чем-то будничным и привычным. За долю секунды его сознание полностью сосредоточилось исключительно на колесе. Все прочее, на что можно было бы обратить внимание в этом помещении, — шум, люди, освещение, запах сигарного дыма — все это исчезло из его сознания, и он видел только белые цифры вдоль обода. Числа шли подряд, от 1 до 36, а между 36 и 1 красовался маленький нолик. Очень скоро все цифры расплылись и исчезли из поля зрения. Все числа, кроме одного лишь числа — 18. Только две эти цифры он видел. Сначала слегка мутновато, словно бы не в фокусе. Потом края цифр вырисовались четче, и белизна их постепенно становилась ярче, светлее, а под конец они вообще заблестели, словно подсвечиваемые сзади. И выросли, и продолжали расти. Будто бы летя или прыгая к нему. И тут Генри отключил свою концентрацию. Помещение вновь поплыло перед глазами — вернулось обычное зрение.
— Все поставили? — донесся до него голос крупье.
Генри вынул стофунтовый жетон из кармана и положил его на квадрат с цифрой 18 на зеленом столе. Хотя весь стол был заставлен жетонами других игроков, на квадрате с цифрой 18 лежал только один его кусочек пластмассы.
Крупье запустил колесо. Маленький белый шарик подскакивал и бегал туда и сюда по ободу. Игроки напряженно следили за ним. Все взгляды были устремлены на шарик. Вращение колеса замедлялось. Наконец оно остановилось. Шарик попрыгал еще немного, а потом ловко скатился в сектор под номером 18.
— Восемнадцать! — объявил крупье.
Толпа вздохнула. Помощник крупье сгреб кучки проигравших жетонов деревянным совком с длинной ручкой. Но прямоугольник Генри остался на столе. Ему заплатили в соотношении тридцать шесть к одному. Три тысячи шестьсот фунтов за одну его сотню. Ему выдали три жетона достоинством в тысячу и шесть сотенных.
Генри переполняло ощущение собственного могущества. Он почувствовал, что может разорить это заведение, если захочет. Он мог бы за считанные часы сокрушить этот разукрашенный кичливый дорогой притон для сильных мира сего. Он мог бы с легкостью выиграть миллион, и все эти лощеные господа с каменными лицами и большими деньгами разбежались бы, как перепуганные крысы.
