Якушин кивнул головой:
— На этих бипланчиках вполне можно драться.
Видя, как они любовно похлопывают свои машины по обшивке и одобрительно кивают, механик просиял. Серов стал расспрашивать его об астурийских шахтерах.
— Мои деды были шахтерами, — объяснил он. — Они работали глубоко под землей, в страшной тьме. Их внуки у нас часто, как и я, летают по поднебесью, на просторах голубых! А ты… борец!
Анатолий с восхищением вглядывался в Карлоса. Еще бы! Этот молодой шахтер столько раз участвовал в боях. В тридцать четвертом и тридцать шестом дрался в Астурии, между боями учился, овладел специальностью авиамеханика… Вечером он сидел в комнате у Серова, пил чай, рассказывал о восстании 1934 года, когда сорок тысяч шахтеров взяли власть в Астурии. Всплывали героические эпизоды.
…Шахтерский батальон выступает на фронт. Впереди путь заграждают жандармы. Несколько шахтеров выходят вперед. Стрельба. Один упал, второй… А остальные идут. Они без ружей. Но у каждого в зубах зажженная папироса. Рассчитав расстояние, шахтер поднимает руку с фитилем, фитиль патрона вспыхивает… Уверенный бросок — и патрон, как бомба, взрывается посреди толпы жандармов. Новый бросок — второй взрыв. Шахтеры делают прыжок назад, потом снова вперед, снова бросают свои маленькие бомбы, сея панику среди врагов. Жандармы бегут. Горняки входят в предместье Овьедо.
— Почти без оружия! Ведь что за штука эти патроны? Немного посильнее, чем наши ребячьи «пистонки» — ружьишки, какие мы сами мастерили для охоты. Можно сказать, что вы голыми руками взяли Овьедо! Побольше бы таких, как ты, Карлос, никакой фашизм не поставит ваш народ на колени.
Серов не раз видел, как над лагерем, где находился аэродром Сото, проносились фашистские бомбардировщики в сторону Мадрида. Сердцем и душой он стремился туда же, чтобы дать им отпор, не допустить до испанской столицы, где сейчас, наверно, уже дерется Боря Смирнов!
Испанские летчики говорили:
— Франкисты и немцы боятся летать на малой высоте, а с большой — слабая точность попадания. Разоряют больше мирные районы или пашут землю своими бомбами.
— Я бы их заставил пахать носом вашу прекрасную землю!
— Подожди немного, присмотрись, камарада. Ты еще не знаешь их маневров и уверток.
В первое время командование не пускало новичков на выполнение боевых заданий. Летчиков и машин было не так уж много, чтобы ими рисковать.
— Знакомьтесь с опытом «старичков», побывавших в воздушных стычках.
Командовал эскадрильей Иван Трофимович Еременко. Серов не раз просился в бой. Еременко не разрешал. Между тем Серов страдал от вынужденного безделья. Особенно мучился он, когда наши возвращались с потерями.
— Мы сбили их больше, — рассказывали воздушные бойцы. — Фашисты оставили на земле обломки пяти «фиатов». Но мы потеряли двух славных товарищей — испанца и русского. Противник берет численным превосходством. Нападают кучей на одного… Это не то, что на учебных маневрах. Жаль ребят. Хуан — мадридский студент, а русский — из ваших донецких металлистов…
Русские товарищи обратили внимание, что на фронте республиканской армии не было достаточного порядка, служба наземная поставлена плохо, дисциплина сильно хромает. На некоторых участках действовали анархисты, народ трудный и чересчур «самостийный», нарушающий порой военные планы командования, портивший своей вредной «вольницей» выполнение тактических боевых задач. Правда, по большей части и анархисты были преданы делу борьбы против фашизма и дрались отважно.
— Неважно и со снабжением, — говорили местные летчики. — И не хватает техники. Порой летаешь в бой на машине с пулевыми пробоинами, а другой не дают.
Но как ни рвался Анатолий в настоящий бой, в первой стычке с врагом он допустил неосмотрительность, которая чуть не стоила ему жизни.
На аэродроме находился только самолет Анатолия. Переговариваясь с механиками, он то и дело вглядывался в горизонт.
В воздухе носились тонкие запахи степных трав и дальних фруктовых садов. Кругом стояла спокойная тишина.
Но вот вдали показалась летящая точка. Серов встрепенулся.
Провести бой один на один с фашистским пиратом, «набить ему» как следует, сбить как полагается, рапортовать затем начальству — уж потом не будут оставлять без работы!
Но механики объяснили, что это свой. Самолет приземлился. То был разведчик. Летчик вылез из кабины. Техник открыл баки самолета и стал наполнять их бензином. Едва Серов отошел в сторону с летчиком и дал ему прикурить, как раздался чей-то возглас:
— Летит!
Разведчик всмотрелся в приближающуюся точку и уверенно сказал:
— Немцы.
Серов был уже в кабине своего самолета.
— Куда вы! — крикнул разведчик. — Их целая банда!
Серов уже включил мотор и не расслышал слов предостережения. Через несколько секунд он мчался навстречу противнику.
— Как бы ему не надавали там, — встревожился разведчик. — Что за горячий парень!
— Камарада Серов давно готов к боевому вылету, — с гордостью возразил механик Карлос. — Сто раз проверял машину, баки, пулеметы.
— Да ведь драться-то придется с целой вороньей стаей. Смотрите, вон их сколько!.. Уже рассыпались для атаки. Помочь невозможно. Эх, заклюют беднягу…
Он с досадой посмотрел в сторону своей машины, стоявшей с открытыми баками. Да если б она и была готова к вылету — какая от нее польза в бою? На ней только разведать да и ретироваться «домой» поживее.
Бойцы наземной службы, мотористы, техники и другие с беспокойством следили за машиной Серова. Ни у кого не было уверенности, что он вернется живым. Да и надежды было мало.
Серов уже видел и понимал, что попал в «переплет». Однако самообладание он не потерял. Набрал высоту и решительно обстрелял врага из всех четырех пулеметов. Фашисты рассыпались и по команде ведущего принялись кружить вокруг одинокого республиканского самолета. Серов понял, что они заклюют его, если он не вырвется из этого огненного кольца. Такого опыта у него еще не было. Унести ноги живым в таком случае уже было бы немалой победой.
Но у Анатолия было одно прекрасное преимущество. По мастерству высшего пилотажа он был, пожалуй, одним из лучших пилотов мира. Во всяком случае, не существовало ни одной хотя бы самой рискованной фигуры, которой он не выполнял бы в совершенстве. И он пустился в эту смертельно опасную карусель, сбивая с толку врага, не давая ему ни малейшей возможности для верного прицела. В то же время он пользовался каждым мгновением, чтобы обстрелять противника. Маневрируя на своем «курносом», с молниеносной быстротой совершая виражи, боевые развороты, горки, перевороты, пике, наконец, штопор — как бы имитируя падение и вводя врага в обман и снова набирая головокружительную высоту и падая на врага и поражая его огнем, он не только довел его до изнурения, но успел подбить одну вражескую машину. Она поспешно ретировалась с поля битвы.
