Ропщу на стихии пространства и времени, что мешают нам видеться чаще.
Привет от Веры и от меня Елене и тебе.
Твой В.
__________________________
Уэллфлит, Кейп-Код
Массачусетс
12 июня 1957
Володе:
1) Нигилист произносится так, как произношу его я — не «ниигилист»; посмотри любой словарь.
2) Только что изучал Рукою Пушкина. Во вступлении к первой части говорится о попытках Пушкина что-нибудь написать на шестнадцати языках, что подтверждается записными книжками, которые следуют далее. На страницах 28, 90, 99, 102, 506 и 597 ты найдешь переводы или цитаты из английских авторов, в том числе из таких поэтов, как Барри Корнуолл и Вордсворт, которых Пушкин едва ли мог читать по-французски. А на с. 90, 98–99 ты увидишь, что он переводит с английского слово в слово и иногда вписывает английские слова. В середине 99-й страницы он явно не знает, как быть с wins в четвертой строфе «К Ианте». Он вряд ли смог бы позаимствовать в «Евгении Онегине» кое-что из ритмики Байрона, если бы читал его только по-французски. Что до латыни и греческого, то здесь многое свидетельствует о том, что латынь Пушкин знал вполне пристойно: например (с. 103), он пишет стихи, навеянные отрывком из Ювенала. Французские слова, которые он иногда вписывает в эти отрывки, явно взяты не из шпаргалок, а из словарей. Мне кажется, что стихи Пушкина со всей очевидностью свидетельствуют о его знании латинской поэзии: у французов подобные стилистические ухищрения он бы позаимствовать не смог. Он достаточно овладел греческим, чтобы переиначить оду Сапфо и попытаться — опять же слово в слово — перевести начало «Одиссеи». Факсимиле на с. 61 еврейского алфавита, где Пушкин приравнивает алеф к греческой альфа, показывает, что греческие буквы поэт выучился читать довольно бегло. Я, кстати сказать, изобрел теорию, которая объясняет твое странное желание — вопреки неопровержимым доказательствам — считать, что Пушкин английского языка не знал вовсе, а Тургенев, если и знал, то очень плохо. Эту теорию я собираюсь развить в étude un peu approfondie и рассчитываю consacrer à votre oeuvre[176].
3) Ты сбиваешь читателя с толку, когда в переводе «Евгения Онегина» кучера (или как они там называются) у тебя knock their hands. В данном случае естественным английским словом было бы slap[177]. Ты говоришь, что knock в этом значении встречается у Каупера и Томпсона, но я что-то этих строк не припоминаю, и такое слово, а также выражение beat goose[178] покажутся читателям чем-то непривычным, диковинным. Подобные устаревшие выражения нуждаются в столь же подробном объяснении, как и устаревшие выражения и значения у Пушкина, которые ты задался целью прояснить. <…>
Вере:
Мое пребывание в Итаке было для меня огромной удачей, для Вас же — боюсь, из-за моей подагры — тяжким испытанием. До Нью-Йорка я доехал, чтобы выбраться наконец из своего промерзшего дома, только во вторник, поправился же лишь в конце недели, к свадьбе Генри. Праздник удался, шампанское лилось рекой, молодежь танцевала без устали, и от жениха и невесты все были в восторге.
В Уэллфлите пробуду, по крайней мере, до 20-го; потом — обратно в Талкотвилл. Елена шлет привет, и мы рассчитываем, что вы у нас побываете.
Надеюсь, что «Лолита», если прочесть ее как исследование о преисполненном любви отце и сошедшей с пути истинного дочери, тронет американского читателя до глубины души и ты наживешь целое состояние. Если же ты вдобавок выдашь свою героиню замуж за Пнина на Аляске, а он удостоится чести занимать пожизненно место профессора в каком-нибудь небольшом университете Среднего Запада, то сможешь составить конкуренцию самой «Марджори Морнингстар»{184} и читать лекции по подростковой психологии от Багнора до Сан-Диего.
Джордж Манн{185}, кстати сказать, сообщил своей матери, что был потрясен нашим с тобой разговором, особенно спором о стихосложении. А я боялся, что мы ему наскучили. Мы оба благодарны тебе за твое старое как мир русское гостеприимство.
Всегда твой
Эдмунд У.
__________________________
17 июня 1957
Дорогой Кролик,
был тебе ужасно рад. Хочется надеяться, что твоя подагра приказала, наконец, долго жить.
1. Не понимаю твоего замечания насчет «нигилиста». По-русски это слово произносится <ni:gi:li:st> с ударением на последнем слоге.
2. Вопросом о том, какими иностранными языками владел Пушкин, я занимаюсь уже лет десять, и, право же, не стоило отсылать меня к «Рукою Пушкина». В моих комментариях к «Е. О.» ты найдешь подробный ответ на этот вопрос. То, что ты называешь «ритмикой» Байрона, Пушкин позаимствовал из английских стихов в переложении Жуковского.
3. По чистой случайности я только что обнаружил у Мэтью Арнолда «the Gypsy knocks his hands»[179]. Между прочим, долг переводчика, как я его понимаю, не в том, чтобы упростить или модернизировать неясное или устаревшее слово оригинала, а в том, чтобы передать его неясность и странность.
Да, буду рад очередной нашей rencontre[180], чтобы в очередной раз втолковать тебе, что Пушкин знал английский, латынь и т. д. ничуть не лучше, чем Солсбери{186} знает русский или Оден — французский.
Получаю огромное удовольствие от пребывания дома Дмитрия. Он прилежно трудится над указателем к моему «Онегину», некоторые его предложения и замечания весьма толковы и полезны.
Привет от нас обоих вам обоим.
В.
__________________________
Уэллфлит, Кейп-Код
Массачусетс
20 июня 1957
Дорогой В.
1) Замечание по поводу нигилиста было вызвано тем, что ты поправил мое произношение, полагая, по всей видимости, что первый слог произносится по-английски <ni::>.
2) У Труайя и Мирского я вычитал, что Пушкин читал Байрона по-английски вместе с Раевскими в 1820 году. Раскрыв Путешествие в Арзрум, я наткнулся на две цитаты из английской поэзии, одна из них была из «Лалла Рук», а также — на две цитаты из латинских стихов. В пушкинских письмах этого времени я вообще нахожу довольно много латыни. В частности, в письме Гнедичу от 29 апреля 1822 года встречается латинское элегическое двустишие, за которым следует латинский гекзаметр, написанный, по всей вероятности, им самим и предполагающий определенные языковые навыки. Когда в 1936 году я читал «Онегина», я вряд ли знал русский намного лучше, чем Пушкин — английский, когда впервые взял в руки Байрона, и теперь я понимаю, что иногда неверно усваивал прочитанное и, безусловно, ошибался в ударениях. Тем не менее я был в состоянии получать от пушкинского романа удовольствие и даже переводить, поощряемый твоей, пусть и сдержанной, похвалой, отрывки из него на английский язык. Поскольку сам ты выучился говорить на иностранных языках рано, древние же языки, которые мы знаем лишь из литературы, плохо представляя, как произносятся слова, не учил, — ты не способен оценить, как много может дать писателю литературное знание языка, даже если это знание довольно поверхностное. Даже если бы Пушкин знал английский немногим лучше, чем Оден знает французский, этого было бы вполне достаточно, ибо, хотя Одену, может быть, невдомек, что нельзя сказать: «Le monde est ronde»[181], я точно знаю, что по-французски он читает. Если кто-то задастся целью дискредитировать тебя теми же методами, какие ты используешь для дискредитации Одена и Штегмюллера{187}, то ему не составит никакого труда доказать, процитировав некоторые твои промахи в английском, а также припомнив, сколь превратно ты понимаешь значение слова «fastidieux»[182], что ты не знаешь ни английского, ни французского и, быть может даже, не в ладах с русским: я ведь помню, как однажды ты внушал мне, что самодур не имеет ничего общего с дураком. Кстати, Жуковский ведь не переводил «Дон Жуана», чья ритмика, несомненно, повлияла на Онегина, хотя строфика у этих произведений разная.
