Важно было и то, что Дорошевич ничего не знал о другом агенте, работавшем в депо, — Лиходневском — Курилове.
Однако беда пришла с другой стороны. В последнее время, чтобы не вызвать подозрений, диверсионные акты все чаще совершал старший сын Дорошевича — Николай. Используя магнитные мины, он пустил под откос несколько эшелонов.
И надо же такому случиться, об этой опасной деятельности отца и старшего брата прознал младший Дорошевич — Саша. Взрослые, как могли, скрывали от него правду. Но Саша поставил ультиматум и потребовал дать ему мину. Самое страшное, что он по-мальчишески мог проболтаться, ведь ему было всего двенадцать лет.
Решили: лучше научить его пользоваться миной, чем ждать, пока он что-нибудь предпримет на свой страх и риск.
Отец и брат поговорили с Сашей, объяснили важность и опасность дела, взяли с него слово о молчании. Мальчик был потрясен доверием взрослых.
Младший сын Дорошевича часто бывал у отца в диспетчерской, на станции. Он давно всем примелькался, его хорошо знали охранники. Это и использовали партизаны. Саша незаметно закладывал мину, и где-то в пути поезд взрывался.
…В тот весенний день у Саши Дорошевича вновь при себе была мина. Механизм он уже установил: взрыв через три часа.
Однако на этот раз прибыл воинский эшелон. Весь перрон был забит солдатами. Подойти к вагону не удалось.
Он пришел к отцу, посидели. А время стремительно бежало. Прошел час, второй… Отец отправил его домой, осознавая, что сегодня совершить диверсионный акт не удастся. Саша ушел со станции, потом вернулся. Однако опять неудача, его вновь прогнали.
Подошел еще один состав, с цистернами. До взрыва оставалось четверть часа. Саша вновь прошмыгнул на перрон. Но вокруг много солдат — заметят, опять прогонят. И он уцепился за лесенку на цистерне, вытащил мину.
Его заметили немцы, закричали. И тут раздался взрыв. Он разметал все вокруг, загорелся вокзал, соседние составы. Немцы так и не смогли дознаться, что за мальчишка взорвал цистерну. А родители, если их расспрашивали, говорили, что отправили Сашку в деревню, к бабушке. Так они работали и молчали, до того самого дня, когда советские войска освободили Барановичи.
В своем отчете по итогам диверсионной работы с декабря 1942 года по ноябрь 1943 года подполковник Иван Банов приведет такие цифры: «взорвано воинских эшелонов — 457, разбито вагонов с боеприпасами — 163, вагонов с техникой — 94».
Где-то здесь и те вагоны, которые подорвал юный герой-партизан Александр Дорошевич.
Сов. секретно
Москва. Центр. Радиостанция «Слива» 2.11.42 г.
«23.10. на восток через Барановичи проследовало 11 эшелонов, что составляет 390 вагонов. Из них — 77 вагонов с войсками, 5 платформ средних танков, 280 платформ грузовых автомашин, 72 закрытых платформы, 10 платформ мотоциклов, 2 платформы полевой артиллерии, 13 вагонов дерева, 3 — пустых.
На запад проследовало 11 эшелонов — 195 вагонов. Из них 113 вагонов с войсками, 16 закрытых, 3 с деревом, 10 платформ автомашин.
Черный».
Сов. секретно
Москва. Центр. Радиостанция «Слива» 3.11.42 г.
«До 80 процентов немцев убыли из Барановичей в Германию. Из Барановичей идет отправка инженерного и технического состава на реку Буч (повторяю, Буч) для устройства укреплений.
Восстанавливается Барановический укрепленный район.
Кавалерия из Барановичей выехала на запад.
Черный».
Сов. Секретно
Гриша. Радиостанция «Пена» 18.11.42 г.
«Разрешение на ваш прилет в Москву имеется. Заместителя подбираю. Самолет будет в конце ноября или в начале декабря.
Я несколько раз напоминал вам, что задачи, поставленные Черному, являются важными, очень важными.
По его донесениям он уже привлек некоторых людей, работающих на различных объектах, и это дело ни в коем случае прекращать нельзя.
Николай».
Сов. Секретно
Москва. Центр. Радиостанция «Пена» 20.11.42 г.
«О передаче дел Черному указание получил. Спасибо. Площадку готовим.
Гриша».
В середине ноября Черный возвратился на центральную базу. Тут и ошарашил его начальник узла связи Семен Скрипник. Сообщил, что Батю отзывают в Москву, а ему приказано принять командование партизанским отрядом.
«Не может быть, — подумал он тогда, — какая-то ошибка». Однако эту весть подтвердил и Линьков. Он сам в одной из радиограмм советовал назначить Ивана Николаевича командиром.
Почему отозвали Линькова, никто тогда не знал. Спрашивать было не принято. В конце концов, он провел в лесах больше года, развернул отряд, наладил диверсионную работу. Словом, это могла быть обычная ротация. А может, Батю назначают на новую должность?
Но была причина, о которой знал только сам Линьков, да его начальники в Главном разведуправлении.
Григорий Матвеевич был военным инженером. Война заставила его поменять профессию и стать диверсантом, но в душе он по-прежнему грезил изобретениями.
В конце октября Батя направил в Москву большую и, на первый взгляд, странную радиограмму. В ней не было ни слова о пущенных под откос поездах, убитых фашистах.
«Николай! — обращался он к Патрахальцеву. — Прошу тебя и тов. Панфилова доложить о моем изобретении в Совет обороны».
Суть изобретения коротко, в общих чертах, он излагал в этой же радиограмме.
«Еще до войны я много думал над созданием нового вида транспорта, способного передвигаться по снежной поверхности без дорог. И уже тогда этот транспорт мог появиться, но война сорвала проведение опыта.
Находясь 13 месяцев в тылу врага, я продумал все детали этого важного изобретения, которое может сыграть решающую роль в деле освобождения Родины от фашистских извергов.
Речь идет о металлических челнах, передвигающихся по снежной поверхности с помощью сжатого воздуха, нагнетаемого автомобильным мотором небольшой мощности. Коэффициент трения металла о снег настолько ничтожен, что позволяет привести в движение плоскость, имеющую большую нагрузку при очень малой приложенной мощности.
Мне известны работы ряда изобретателей, пытающихся решить проблему различными путями, но практического применения все эти изобретения не нашли.
