Название «Дорога Ветров» обозначает северное пересечение Гоби на великих караванных путях из Центрального Китая в Россию. Другая караванная «обходная» дорога шла по Внутренней Монголии через провинцию Ганьсу в Синьцзян. После экспедиции в МНР обсуждалась необходимость палеонтологических исследований во Внутренней Монголии и Ефремову виделось продолжение гобийской одиссеи вдоль южных караванных путей. Именно в преддверии повой экспедиции он посетил КНР. Через год экспедиция состоялась, но И. А. Ефремов был вынужден остаться в Москве.
Значение «Дороги Ветров» [79] не ограничивается рамками обычных записок путешественника. Содержание книги включает философско-материалистическую концепцию Ефремова о единстве природы, месте человека в природе и значении жизни прошлого. Книга по характеру научно-популярная: она в увлекательной форме раскрывает предысторию, задачи и научные результаты экспедиции, показывает трудные будни интереснейшей работы палеонтологов. В основе книги лежит благодарная и вечная тема познания окружающего мира.
Эту главу хочется закончить выдержками из заключительной части книги, повествующими о последних днях пребывания экспедиции в Гоби.
Титульный лист книги «Дорога Ветров», 1956 г.
«Ночью ветер как-то особенно заунывно завыл в горах, обступивших сомон. Мне не спалось — одолевали неспокойные мысли. Как выбрать наиболее верное направление дальнейшей работы?
Я вышел из юрты, стараясь не разбудить хозяев. Было самое глухое время — "час быка" (два часа ночи) — власти злых духов и черного (злого) шаманства по старинным монгольским суевериям. Странные горы громоздили вокруг свои гребнистые спины. В глубочайшей темноте, затоплявшей ущелье, звонко шелестел по траве и невидимым камням ветер. Сквозь скалистую расселину па юге горела большая красная звезда — Антарес, и звездный Скорпион вздымал свои сверкающие огоньками клешни. Высоко под звездами мчались длинные полупрозрачные облака. Угрюмая местность не испугала, а даже как-то подбодрила меня впервые я отчетливо понял, что успел полюбить эту страну, и теперь душа останется привязанной к ней. Теперь всегда дороги Гоби будут стоять перед моим мысленным взором, и каждая местность будет не просто впадиной, хребтом, сухим руслом, а участком огромного поля научных вопросов, какое представляет собой Монгольская Гоби…
В пустынной Гоби широко раскрыта книга геологической летописи — как бы в дар человеку за суровость и бесплодие природы. У нас па зеленом, богатом водою Севере листы этой книги плотно сомкнуты — закрыты лесами, болотами, зелеными коврами равнин…
Здесь в Гоби, как нигде, чувствуешь, насколько насыщена земля памятью своего прошлого. В самых верхних ее слоях — орудия, черепки сосудов и другие предметы человеческого обихода. Глубже — стволы древних растений, кости вымерших животных. А еще ниже, в пока недоступной нам глубине, таятся древние химические элементы — огарки звездного вещества…
Бродя по бесконечным лабиринтам красных ущелий, извлекая из-под тяжелых пластов песчаников, глин и конгломератов остатки жизни прошлого, мы все глубже проникали в великую книгу геологической летописи. Трудно передать ощущение, охватывающее тебя, когда кладешь пальцы на желобки в истертых зубах диноцераса, мастодонта или динозавра, сделанные пищей, съеденной десятки миллионов лет назад. Или стоишь перед раскопанным скелетом чудовищного ящера, стараясь разгадать причину его гибели по положению, в котором захоронилось животное. Или отчетливо видишь на окаменелых костях следы заживших ран — сломанных и сросшихся переломов… Кажется, что с глаз спадает какая-то пелена, и они глядят прямо в глубину времени, а современная человеческая жизнь соприкасается с прошлым, давно исчезнувшим, но совершенно осязаемым. И тогда приходит отчетливое понимание, насколько важно познание прошлого. Без этого знания мы никогда не поймем, как появились, как исторически сложились среди всей остальной жизни мыслящие существа — мы, люди!» [79, с. 325, 353].
Прошло более 35 лет после гобийской одиссеи И. А. Ефремова. Экспедиция стала легендарной и по сей день остается непревзойденным образцом проведения полевых исследований. Сейчас, по прошествии лет, можно только удивляться, как в трудные послевоенные годы, технически слабо оснащенная и малочисленная экспедиция достигла столь блестящих научных результатов. Этим она во многом обязана организаторскому таланту и выдающимся личным качествам И. А. Ефремова — путешественника и ученого.
Монгольская палеонтологическая экспедиция АН СССР во многом проложила дорогу последующие советско-китайским, монгольским, польско-монгольским и советско-монгольским исследованиям, причем последние успешно продолжаются и поныне.
В историческом плане экспедиция вписала яркие и незабываемые страницы в изучение Центральной Азии. Имя И. А. Ефремова — руководителя экспедиции, подобно именам Н. М. Пржевальского, В. А. Обручева и других выдающихся предшественников, составляет гордость и славу отечественной науки.
На перекрестках науки и фантастики
Научная фантастика должна вести науку за собой, показывая ей новые направления и освещая пути в неведомое вдохновенным взлетом фантазии.
И. А. Ефремов
Биография писателя и ученого неотделима от его творчества. И прежде всего это очевидно сравнительно небольшому кругу лиц, непосредственно знавших Ефремова и его произведения. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что его герои несут черты самого писателя. В них вложена частица его души. Сходство может распространяться на профессию, привычки, внешний облик и характер, имена, места действия и т. д. В качестве примера назовем геологов Чурилина и Усольцева из «Алмазной Трубы» и «Белого Рога», палеонтолога Никитина из «Теней Минувшего», врача Гирина из «Лезвия бритвы» и др. Вместе с тем читатели, которые попытаются представить себе образ Ефремова только через его творчество, будут отмечать в нем черты людей выдающихся, порой весьма различных своими особенностями и характером. Ученый и путешественник, знакомый с исследованием Центральной Азии, увидит в Ефремове характер Н. М. Пржевальского. В резких и волевых чертах лица Ефремова кто-то обнаружит сходство с С. П. Королевым, который высоко отзывался о творчестве писателя. В упорстве и стремлении к приобретению жизненного опыта и знаний вырисовывается его сходство с Джеком Лондоном — тот и другой были связаны морем, знали «белое безмолвие» и трудность снежной тропы. Литературовед и исследователь фантастики вполне обоснованно сравнит размах и гуманизм ефремовской фантастики с творчеством Жюля Верна. Биолог-естествоиспытатель отметит, что Ефремов, как и Дарвин, «с самой ранней юности испытывал сильное желание понять и разъяснить все, что бы ни наблюдал, т. е. подвести все факты под некоторые общие законы». Именно с этих позиций И. А. Ефремов счел возможным рассмотреть в сугубо научном труде «Тафономия» сомнительность существования Атлантиды как особого материка. Точно так же он подходил к вопросу о рельефе дна океана или расшифровке неполноты геологической летописи. Ученый ничего не отвергал «с порога» и считал науку обязанной объяснять то, что еще не нашло объяснений. В тех случаях, когда разговор заходил о явлениях малоизвестных и спорных, могло показаться, что он готов поддержать разного рода сомнительные открытия и факты, порой близкие к мистике. Но это впечатление было ошибочным. Просто в нем не было предубеждения. Он использовал свою огромную по объему информацию, «проигрывал» мысленно возможные варианты, и вопрос, очевидно, не казался ему столь ясным в отличие от торопливого или ортодоксального оппонента.
