на неё совершенно озадаченно.
– Я не умею, – еле разомкнув губы, сказал он.
– Но вы же критикуете! Вот шанс! Покажите, как нужно делать. Рисунок ваш. Карандаши, кисти, краски, палитра – всё в вашем распоряжении, – полыхнула она злобой и отвернулась.
Судорожно потирая пальцы и облизывая сухие губы, клиент долго разглядывал инструменты. Наконец решение пришло. Дрожащей рукой он схватил палитру, затем нажал пальцами на тюбик с краской. Тот, издав смешной звук, выплюнул цветную каплю. Протерев рукавом вспотевший лоб, мужчина вдавил кисть в густую цветную жижу и, размазав её по палитре, взглянул на рисунок.
– Но я даже не знаю, с чего начать, – прочистив горло, сказал он.
– А вы начните сначала, – обиженно буркнула художница и добавила света в студии, чтобы клиенту было лучше видно.
Мужчина долго вглядывался в рисунок, а затем надавил кистью на бумагу.
– Блин, как‑то не очень вышло, ненатурально, – расстроенно оценил он собственное вмешательство.
– Хах! – прыснула она. – Это потому, что рисунок выполняется карандашами, а вы лезете в него красками. Сначала разберитесь, что вам нужно, а уж потом начинайте вмешиваться. Иначе выйдет какая‑то чушь!
– Ну… Ну что вы в самом деле? Можете хотя бы посолиднее меня сделать, раз уж внешне я не удался, как хотелось бы? – обречённо бросил он палитру на стол.
– Я рисую так, как вижу, – огрызнулась она. – Хотите, можете сами всё поправить. Не возражаю, если измените рисунок. Он ваш!
С этими словами она устало рухнула в кресло и сделала вид, что не смотрит.
– Можете сами… Я не возражаю… – пробубнил он себе под нос.
– Что?
– Что? А, нет, ничего. Сейчас попробую.
Он взял в руки карандаш и снова задумался. Часы на стене неумолимо тикали и подгоняли к действиям.
«Хм, добавим успешности!» – довольно улыбнулся клиент, радуясь собственной находчивости.
– Это что? – спросила художница, взглянув на внесённые изменения.
– Деньги!
– Не очень похоже. Даже фальшивками сложно назвать. На вашем месте я бы взяла ластик и либо вообще всё стерла, либо рисовала до тех пор, пока не получится достоверно.
– Нет, спасибо, мне и так нравится, – обиженно заявил он. – Но ластик я возьму. Нужно убрать этот живот.
Она недовольно цокнула языком.
– Ну смотрите, хозяин – барин. Главное, не перестарайтесь.
Он начал стирать живот и случайно задел ластиком один из пальцев на руке.
– Простите, вы не могли бы дорисовать мизинец? – виновато спросил он. – Я тут его стёр случайно.
– Нет-нет, – замотала она головой. – Вы же жалуетесь на меня. Раз уж хозяйничаете, то делайте сами.
– Да что вы заладили! – выкрикнул он. – Знаете же, что я не могу!
– Можете! Всё вы можете! Просто вы хотите быстро. А так не получится. Не в вашем случае. Придётся постараться, потратить время, чтобы вышло достоверно, а вы лезете посреди процесса и всё делаете тяп-ляп, лишь бы побыстрее закончить, – она взглянула на его правки собственной фигуры и еле сдержала смех. – Знаете, вы очень плохо стёрли предыдущий контур, не ясно – худой вы или толстый.
– Всё тут ясно, – обиженно буркнул клиент. Про мизинец он и вовсе забыл. – Чёрт-те что вообще, – потёр он уставшие глаза. – Я видел ваши работы. Вы людей сразу рисовали красивыми, успешными, счастливыми! Почему меня изображаете другим?
– Я уже устала повторять, – выдохнула художница, – я так вижу. Давайте сотру ваши потуги и верну всё на свои места, – она подошла и потянулась к рисунку.
– Нет! – оттолкнул её клиент так, что она ударилась спиной о стену и еле слышно вскрикнула. – Извините ради бога, не хотел. Но я не могу позволить вам оставить так, как было.
Художница молча махнула рукой и снова вернулась в кресло. Он принялся менять рисунок.
– Готово, смотрите! – пригласил он художницу оценить коррективы.
Она долго смотрела на картину со скучающим видом.
– Знаете, мало что изменилось. Суть та же.
– Ну как? Вот же – улыбка! А у вас я был каким‑то мрачным.
– Пф-ф, жалкая подделка.
– Вот деньги.
– Ненастоящие.
– Вот моя семья! Которую вы, кстати, забыли дорисовать.
– Она на заднем плане.
– Это потому, что я занимаю основное пространство на картине. Очевидно же! – брызгал он слюной, возмущаясь недальновидностью художницы. – Я всё изменил!
– Всё осталось на своих местах, – спокойно ответила она. – Всё не-на-ту-раль-но-е. Вы даже не старались ничего изменить, просто подделали то, что мной было предначертано.
– А мне кажется, что вы просто плохо видите! – схватил он рисунок. – А ещё говорят, что судьбу не изменить! Ха-ха! – издевательски посмеялся он. – Да я сам художник своей жизни! – и, приближаясь к выходу, вполголоса добавил: – Вы злая и несправедливая, – и вышел прочь.
Судьба смотрела ему вслед с совершенно спокойным видом. Она давно привыкла к этим обидам. Её постоянно называют проклятой, тяжёлой, несправедливой. А стоит кому‑то вручить краски или карандаши и предложить всё поправить самостоятельно, так сразу начинается: «Я не могу, не хочу, не умею».
* * *
Мужчина шёл по серым зимним улицам, нацепив на лицо ту самую поддельную улыбку, которую сам себе нарисовал. Он делал вид, что ему всё нравится: тяжёлая низкооплачиваемая работа, которую он не менял, потому что привык, одиночество и развод – дети и жена отошли на второй план ещё во времена, когда они были одной семьей, просто он больше любил жить ради себя, не замечая близких.
Мужчина зашел в банк и взял самый большой кредит, который ему смогли одобрить.
– Я покажу ей, – бубнил он, пересчитывая купюры возле кассы. Наличие денег в кармане создавало ощущение богатства и успешности. Он чувствовал себя победителем.
А потом была диета – долгая и изнуряющая. Здесь он, конечно, справился по полной программе – сбросил лишний вес, постройнел. Но в один прекрасный день сорвался и начал есть как не в себя. В итоге растолстел ещё больше.
Иногда по ночам мужчина долго не мог уснуть, ворочался в кровати до середины ночи, то и дело рассматривал во мраке свой рисунок и думал над словами судьбы: «Нужно постараться, потратить время, чтобы вышло достоверно». И вот, когда он потерял на работе мизинец, ему вдруг стало совсем страшно.
Достав из ящика стола кусочек ластика и огрызок карандаша, мужчина включил лампу и начал долгую и упорную работу над рисунком. Ничего более сложного он никогда не делал, но, несмотря на постоянные неудачи и истирающуюся бумагу, всё же продолжал. Спустя пару лет и пару сотен сточенных карандашей у него стало понемногу получаться. Улыбка становилась всё более естественной, фигура приобретала красивые, стройные очертания, окружающий фон заиграл цветом.
* * *
– А вы молодец! Не думала, что для вас это всё так серьёзно, – хвалила художница своего клиента, когда он спустя десять лет принес ей исправленный рисунок, чтобы похвастаться. – Картина и правда отличается от той, что рисовала я. Да что там – она совершенно другая! Вы получились именно таким, каким и хотели быть.
С рисунка на неё смотрел поджарый успешный мужчина, рядом с которым
