«В сем сражении из нашего полка пал князь Сибирский, молодой, любезный человек, имевший чин подполковника: он стоил многих слез своему достойному брату. Еще убит недавно выпущенный из гвардии поручик Дмитриев. Получив две раны, он не переставал сражаться и в третий раз сражен пулею. Отличились в Апшеронском полку офицеры: Морозов, Албинский, Воронец, Скальский и Шушерин. Справедливость требует, чтобы не умолчать здесь об отличном подвиге рядового Музен-Каца — гренадерского батальона, роты капитана Морозова. Гренадер Музен-Кац, находясь в стрелках, в виноградном саду, отрезан был от своих товарищей. Французский офицер с четырьмя рядовыми нападают на него. "Сдайся" (пардон)! — кричат ему со всех сторон. Но храбрый гренадер не хочет принимать их требования, надеясь управиться со всеми пятью. Первым выстрелом убивает он офицера. Четыре солдата с бешенством на него бросаются. Начинается рукопашный бой. Музен-Кац колет штыком и бьет прикладом. Все четыре супротивника его, один за другим валятся бездыханно к его ногам. "Ура! — воскликнул Музен-Кац. — С нами Бог, злодеев нет!" — и, покрытый шестью ранами, возвратился к своей роте»[597].
Итак, «…у города Кремса отряд, вверенный Милорадовичу, дрался целый день. Бой кончился полным поражением французов»[598].
«Подвиг Милорадовича под Кремсом и Багратиона под Амстеттеном, предмет наших разговоров во время отдыха, были для меня лучшие образовательные впечатления того времени»[599], — вспоминал один из русских офицеров.
Избежав возможного окружения, армия Кутузова смогла остановиться на отдых в Кремсе, чтобы затем продолжать движение на Ольмюц для соединения с войсками генерала Буксгевдена[600], в боях еще не участвовавшими. Но тут союзники преподнесли нашим очередной «сюрприз».
«Вскоре после сражения получено известие, что неприятель овладел Веной без сопротивления. Малое число бывших там войск перешли на левый берег Дуная, но мост не истреблен по немецкой расчетливости… Редкий из немецких генералов не примет перемирия, и потому не отказано предложенное французами. В продолжение оного маршал Ланн[601] обманул стоящий на мосту австрийский пикет, и колонна французских войск бегом захватила мост…
По овладении мостом на Дунае неприятель имел свободную дорогу на Брюнн и возможность предупредить нас в следовании от Кремса, буде бы Главнокомандующий промедлил там несколько дней»[602].
«Сдача Вены заставила Кутузова ускорить соединение со второй нашей армией при Ольмюце. 3 ноября маршал Ланн настиг его в Голлабрюнне. Кутузов прибегнул к хитрости: вступил в переговоры с Мюратом и, получив акт перемирия, продержал его более двадцати часов. Между тем армия русская отошла на два перехода; Багратион с шестью тысячами воинов оставлен на жертву для спасения главных сил и, окруженный 40 тысячами неприятелей, проложил себе дорогу штыками, отбил одно знамя, взял в плен полковника, двух офицеров и 50 рядовых, присоединился к Кутузову с потерею двух тысяч человек»[603].
«Багратион и Милорадович попеременно сталкивались с французами; ни одно дело не обходилось без того, чтоб неприятель не отступал от наших в большом расстройстве»[604].
По мнению Алексея Петровича Ермолова, «…в особенном внимании [Кутузова] были генерал-лейтенант Дохтуров и генерал-майоры князь Багратион и Милорадович. Последние два доселе были одни действующие и наиболее переносили трудов; словом, на них возлежало охранение армии»[605].
Представляя 7/19 ноября Багратиона к чину генерал-лейтенанта и ордену Святого Георгия 2-й степени, хотя «третьего Георгия» князь Петр Иванович не имел, главнокомандующий писал государю: «…поелику же генерал-майор Милорадович старее его и хотя не имел случая так отличиться, как князь Багратион в последнем деле, со всем тем, во время сражения в Кремсе он выдержал весь огонь неприятельский с утра до самого вечера и не токмо не уступил свое место, но часто опрокидывал неприятеля на штыках и тем дал время зайтить нашим ему с тыла и решить победу, то не благо-угодно ли будет и сего храброго генерал-майора пожаловать в генерал-лейтенанты»[606]. Кутузов также представил Милорадовича к награждению орденом Святого Георгия — но 3-й степени.
Император Александр 1 находился при армии, а потому указ был им подписан уже на следующий день.
«По всевысочайшему приказу за отличную храбрость в действии против неприятеля произведены из генерал-майоров в генерал-лейтенанты князь Багратион и Милорадович»[607], — отдал приказ по войскам главнокомандующий.
«Отступление Кутузова на протяжении 600 верст проведено блестяще и во всемирной военной истории должно быть поставлено на второе место — сейчас же за Швейцарским походом Суворова»[608].
К сожалению, главное сражение Австрийской кампании было еще впереди.
* * *
И опять — передвижения войск, рассказывать о которых практически нечего.
«На место арьергарда поступила бригада генерала Милорадовича, и хотя неприятель вскоре догнал оную, но кроме перестрелок, не имевших никаких последствий, ничего важного не произошло»[609].
«Соединяясь с Буксгевденом (8 ноября), Кутузов дал отдых утомленным войскам»[610].
«На следующий день дали роздых, подле двух небольших деревень; в несколько минут улицы наполнились солдатами, несмотря на то, что оба императора и генералитет занимали некоторые дома; на главной, где проходило шоссе, разных полков нижние чины, гурьбой, ловили кур, и одна из них порхнула вверх и разбила окошко: там были Александр и Франц. Люди испугались: Милорадович, выбежавший оттуда, стал их стыдить, называя нахалами. Лишь начали солдаты расходиться, как показались у двери с веселым видом оба императора. Вместо ожидаемого наказания людям, что в виду своих императоров так дерзко полевали[611], император Франц приказал, чтоб тотчас отпустили во все полки винную порцию. Спустя час места куриного погрома остались впусте: все колонны были на марше»[612].
12/24 ноября русские армии и остатки австрийских войск объединились в Ольмюце. Ждали, что сюда придет противник, однако французы на выбранную союзниками позицию не спешили, зато очень скоро возникли трудности с продовольствием.
«Император Александр решил не выжидать, а действовать…
Назначив Кутузова номинально главнокомандующим, Александр Павлович фактически перенес на себя все обязанности его. Не видав войны и усвоив себе, благодаря слепому поклонению пруссаковщине, неправильные понятия о военном деле, государь, к несчастью, еще подпал под влияние некоторых австрийских генералов с Вейротером во главе. По складу своему ума и характера Александр Павлович любил систематичность, доведенную в своей точности до педантизма; у немцев того времени эти качества имелись в избытке…»[613]
