Так, например, в Китайском кабинете с циновками из рисовой соломки соседствуют сделанные в столярной мастерской дворца высокие дубовые панели с тонированной накладной резьбой в духе итальянского Возрождения. В эту резьбу незаметно для глаз вмонтированы резные рельефы XVI–XVII веков, снятые с итальянских или немецких сундуков и шкафов. Подобные «цитаты» первоначально присутствовали везде. Их можно было обнаружить не только во дворце, но и в парке.
Характерной принадлежностью парадных европейских дворцов XIX века является зимний сад, в котором Воронцовы часто размещали экспозицию античных скульптур. В зимнем саду, в Голубой гостиной, а также на террасах портала южного фасада собраны скульптурные изображения семьи Воронцовых и его близких, копии скульптур античных богов и философов.
Дворцовый комплекс с его горизонтально расположенными пятью корпусами и парк, поднимающийся по бровке рельефа от берега моря, каждый по-своему, но весьма последовательно раскрывали страницы прошлого: первый – летопись средневекового зодчества, второй – европейского паркостроения. Они так тесно связаны между собой, что порой бывает трудно уловить, где заканчивается зона воздействия дворца и начинается влияние парка. Соответственно разрабатывалось художественно-образное решение каждой из его частей. Сады и парки дополнились диабазовыми и мраморными фонтанами, массой цветущих растений. Среди них в 1849 году особое место в Бахчисарайском дворике занял пристенный фонтан «Мария». И дворик, и фонтан устроены по приказанию Елизаветы Ксаверьевны как знак уважения к прославившему ее в своих произведениях А. Пушкину.
Впечатление Воронцовский дворец оставляет неизгладимое. Прежде всего, это удивительное соединение с окружающим пейзажем, ощущение легкости, при всей массивности построек. Тот редкий случай, когда великолепие поражает, но не давит. Внутреннее убранство дворца также роскошно. Но роскошь эта очень уютная, «домашняя». Хочется рассматривать малейшие детали интерьера, гладить наборные панно из карельской березы, любоваться великолепными портретами, но при этом нет ощущения парадной «дворцовости».
Даже в отсутствие хозяев усадьба служила местом паломничества со всех концов света знаменитых путешественников, государственных деятелей, близких и дальних родственников Воронцовых, писателей и художников. Для их приема, помимо гостиницы, отводилось гостевое крыло Шуваловского корпуса, а услуги приезжим оказывали дворовые люди, число которых доходило до 100 человек. Гости с удивлением отмечали, что у каждого из слуг была отдельная комната. Такое гостеприимство, запечатленное в памяти пишущих и рисующих, способствовало созданию обширной иконографии и мемуарной литературы об Алупке. Ее рисовали художники Н. Чернецов, К. Боссоли, В. Жуковский, Ф. Гросс, И. Айвазовский, о ней подробнейшим образом повествовали все русские и иностранные путеводители по Крыму, начиная от Монтондона, Дюбуа де Монпере и А. Демидова, записи секретарей и воспитателей, сопровождавших членов царской фамилии, и заканчивая поэтическими «Очерками Крыма» Е. Маркова. Сюда, к Воронцовым, приезжали все русские императоры, что в том или ином виде отражалось в истории усадьбы. Вплоть до 1880-х годов сохранялся татарский домик, в котором в ноябре 1825 года останавливался император Александр I, а в парке особо берегли растения, посаженные другими именитыми гостями. Недалеко от Большого Хаоса и вытекающего из него источника в 1834 году бывший наполеоновский маршал Мармона посадил тюльпановое дерево (оно не сохранилось, к сожалению) и чинар. По имени Мармона назван и сам источник. Возле Чайного домика растут платаны, лавры и пробковый дуб, что в 1837 году за себя и наследника престола сажали императрица Александра Федоровна и великая княгиня Елена Павловна. А в нижнем парке, почти у самого берега моря, красуются два гигантских дерева веллингтонии – память о посещении Алупки принцем Уэльским и его супругой. Недалеко от них, среди нагромождений Приморского Хаоса, можно видеть скалу Айвазовского. С нее художник писал ночной вид дворца во время иллюминации. Другая, меньшая скала – Мравиной, – увековечила выступление знаменитой примадонны Мариинской оперы.
До Октябрьской революции Воронцовский дворец принадлежал трем поколениям семьи Воронцовых. Входящие в комплекс дворца здания насчитывают, включая подсобные помещения, около 150 комнат. Вестибюль, передняя, большая столовая, бильярдная и библиотека отделаны деревом в готическом стиле. Панели, двери и потолки в них сделаны из мореного дуба. Столярными работами руководил англичанин Чарлз Уильямс. В готическом стиле выполнены камины из полированного диабаза. Столовую украшают четыре панно Юбера Робера, французского художника XVIII века. Убранство парадных комнат дополняет мебель из ореха, дуба, красного дерева, специально для дворца сделанная русскими мастерами. На русских заводах были изготовлены бронзовые канделябры, вазы, изделия из хрусталя, фарфора, малахита.
После прихода Советской власти Воронцовский дворец был национализирован и в середине 1921 года Воронцовский дворец открылся как музей.
В 1941 году началась Великая отечественная война. Эвакуировать экспонаты музея из Алупки, как, впрочем, и из многих других музеев Крыма не успели. Подготовленные к вывозке ящики так и остались лежать в порту, частично экспонаты были разграблены, частично возвращены на место: германские военные чины решили открыть в залах дворца музей для офицеров вермахта. Позже наиболее ценные вещи были все-таки увезены в Германию, а общая сумма ущерба нанесенного Воронцовскому музею за годы войны, составила около пяти миллионов рублей того времени. Дважды музей подвергался угрозе разрушения, и оба раза спасал его старший научный сотрудник музея С. Г. Щеколдин. Оккупанты вывезли много художественных ценностей, из них 537 произведений живописи и графики, и лишь небольшую часть картин удалось разыскать после войны и вернуть во дворец. Об этом подробно написано в книге, написанной по воспоминаниям Щеколдина «О чем молчат львы».
Степан Григорьевич Щеколдин (1904–2002) – старший научный сотрудник Воронцовского дворца-музея в Алупке. Родился в Москве. Закончил Александровское коммерческое училище. Интересовался искусством, театром. Организовал у себя дома с товарищем кружок для самоообразования и развития, за что был в 1933 году постановлением Особого совещания сослан в ссылку в Северный край (формулировка – «за контрреволюционную деятельность»). По истечении срока ссылки С. Г. Щеколдин отправился в Евпаторию, где у своих родителей находилась его жена. Впервые увидев Алупкинский дворец-музей, был очарован им. Старший научный сотрудник Воронцовского дворца-музея Степан Григорьевич Щеколдин во время Великой Отечественной войны дважды спасал уникальное достояние мировой культуры – Воронцовский дворец-музей – (сначала от динамита НКВД, а затем – от немецких авиаснарядов), после войны занимался поисками пропавшей коллекции дворца. В 1945 после освобождения Крыма от оккупации был осужден на 10 лет за «сотрудничество с оккупационным режимом». Реабилитирован на Украине только в 1991 году. После освобождения С. Г. Щеколдин поселился в Таганроге, где работал в Таганрогском драматическом театре рядовым распространителем билетов. После смерти жены ее родственники забрали С. Г. Щеколдина в Ставрополь, где он и скончался 6 мая 2002 года.
