К воротам на пограничную заставу мы прибыли на тридцать минут раньше назначенного приказом времени. Здесь я сделал разбор организации службы пограничного наряда, благо мы оба командиры отделений. Отметил, что по пути движения мы должны были сделать не менее двух остановок для организации прослушивания местности и наблюдения (приборы ночного видения тогда были редкостью). Но, так как я, вероятно, должен был показать, как умею ходить по границе, то будем считать, никаких отступлений от приказа на охрану границы нами допущено не было. Начальнику заставы я тоже ничего не говорил, хотя он регулярно заслушивал меня о ходе выполнения плана стажировки.
Через три года в этом же пограничном отряде меня, молодого офицера, "потащили" по горам в скрытый наблюдательный пункт. Курсант первого курса это не выпускник училища. Я шел по узкой тропе сзади и подгонял "тащившего" меня сержанта. Устал я изрядно. А сержант был готов. Я же по прибытию на наблюдательный пункт сразу закурил (хотя во рту было как после обработки грубой наждачной бумагой) и приступил к наблюдению за охраняемым участком. Обратно я уже шел впереди, не торопясь, расспрашивая об условиях службы на данной пограничной заставе. В следующие приезды на пограничную заставу именно этот сержант вызывался идти со мной на службу.
Проход десятикилометрового марафона выровнял меня в среде командиров отделений, что проявилось в обязательных подъемах на ночную "хавку". Нет, это никакая не "дедовщина". Ночная еда для пограничных нарядов это такое же обязательное дело, как завтрак перед уходом на работу. Пограничные наряды, уходящие ночью на границу и пришедшие ночью с границы, обязательно подкрепляются кружкой молока с печеньем или кружкой горячего чая с молоком и сахаром (либо со сгущенным молоком), с печеньем и маслом. Перед выходом в ночь, как зимой, так и летом, не лишним оказывается кружка горячего чая с сахаром, чтобы зрение быстрее адаптировалось к темноте. На еду поднимают только тех, кому положен ночной паек. Не твое - не трогай. И никто не трогает. Святое дело. Иногда ночные или вечерние наряды приносили "добычу": початки кукурузы, рыбу, голубей из накрытого плащ-накидкой кяриза, дикобраза (надо сказать, что мясо неплохое) и т.п. Повар сразу же начинает готовить "хавку". По готовности поднимают командиров отделений и уважаемых людей.
На границе учились солдатским хитростям, которые нигде не описаны, но значительно скрашивают тяготы и лишения воинской службы и не являются нарушением приказов. Например, холодная вода в самое жаркое время дня, приготовляемая путем испарения воды с толстого чехла фляжки.
На нашей заставе офицеры ездили на проверку пограничных нарядов на велосипедах. И неслышно, и все пограничные наряды за ночь проверены. А пограничные наряды сидят и слушают, не идет где-либо нарушитель границы, и не шуршат ли шины велосипеда начальника заставы. Никто в наряде не спал. Усни, а тут начальник над тобой стоит и говорит: "Выспался, сынок?". Ух и даст потом проспаться.
Нежность
Памир не ел уже десять дней. Только пил воду. Огромная немецкая овчарка лежала на полу вольера, уставившись грустными влажными глазами в одну точку. Если кто-то приближался к вольеру, черная шерсть на загривке Памира угрожающе приподнималась, и раздавался предупредительный негромкий рык, достаточный для того, чтобы понять
- никто мне не нужен, уходите все! Попытки просунуть в вольер чашку с едой приводили Памира в неистовую ярость. Собака металась по клетке, прыгала на стенки, лаяла и долго не могла успокоиться. Чашку с водой подтягивали к дверце длинной проволокой с крючком, и ею же осторожно подталкивали чашку к собаке.
Десять дней назад уволился в запас инструктор службы собак старший сержант Зеленцов. Уехал к себе в Вятскую губернию. Прощание хозяина с собакой было быстрым. Зеленцов в парадной форме зашел в вольер, крепко обнял Памира и ушел к ожидавшей его машине.
Награжденный медалью сержант плакал, не стесняясь своих слез. В самый последний день ему сообщили, что командование не может разрешить ему взять с собой собаку, ранее ему не принадлежавшую и являющуюся собственностью пограничных войск.
Памир чувствовал состояние своего хозяина, но ничего сразу не мог понять. Лишь через час после отъезда машины с Зеленцовым собака поняла, что ее бросили. Низко опустив голову, Памир завыл горько и безнадежно. Закрепленный за ним новый вожатый не знал, что делать.
Мы со стороны смотрели, как Памир катается по деревянному полу вольера, грызет крепкими зубами сетку "рабица", бьет себя лапами по голове, воет, набрасывается на чашки с пищей и водой и швыряет их в стороны. Лишь поздней ночью обессилевший Памир затих.
Все попытки накормить Памира оканчивались безрезультатно. Он никого к себе не подпускал. Приехавший ветеринарный врач сказал, что можно его обездвижить и накормить искусственно, но это все равно, что специально сломать автомашину. Голод не тетка, захочет - будет есть. Однако, Памир не ел. Он видел доброе отношение к себе солдат, с которыми вместе был в пограничных нарядах, но кормить его мог только хозяин. Попытки людей нарушить хрупкое равновесие в отношениях пресекались Памиром достаточно твердо. А желающих попробовать силу и остроту его клыков не находилось.
Этот день был таким же, как и любой другой из семисот тридцати дней срочной службы. У меня был выходной, и я сидел в каморке инструктора службы собак, занимаясь подготовкой дембельского альбома. В открытую дверь я видел, как мимо прошла двухлетняя дочь начальника пограничной заставы - Аленка. Ее описывать не надо.
Купите плитку шоколада "Аленка" и увидите ее точную копию в платочке. Добавьте клетчатую юбочку колокольчиком, белые носочки и красные сандалики. Вот вам и портрет любимицы пограничной заставы.
Она знала всех солдат по имени, могла подойти к вам с книжкой и сказать - почитай. Во время чтения подходили другие солдаты послушать то, чего им не читали в детстве.
Внезапно в каморку зашел вожатый с широко раскрытыми глазами и махающий рукой. Атас, - подумал я и убрал альбом. Выглянув из каморки, я тоже лишился дара речи. Аленка открыла щеколду, закрывавшую вольер Памира и смело вошла в загородку. Памир лежал, положив голову на лапы, и смотрел на девочку. Шерсть на загривке то поднималась, то опускалась. Собака анализировала ситуацию. Вожатый сбегал за отцом Аленки, нашим начальником, который примчался из дома в тапочках и с пистолетом в руках. Мы все понимали, что любое наше резкое движение вызовет ответную реакцию Памира, и ребенка нам не спасти. И пистолет помочь ничем не может.
Аленка подошла к лежащему Памиру, наклонилась к нему, погладила по голове, приговаривая: "Собачка, хорошая собачка, а меня зовут
