«Summa Benedicti» гласит, что муж, познающий жену противу естественного закона природы, тем самым смертельно оскорбляет ее; тот, кто утверждает, будто он имеет право распоряжаться женщиною как ему угодно, впадает в самую ужасную и гнусную ересь, исповедуемую мерзкими иудеями, коих раввины рассуждают согласно следующей притче: «Duabus mulieribus apud synagogam conquestis se fuisse a viris suis coqnitu sodomico sognitas, responsum est ab illis rabinis: virum esse uxoris dominum, proinde posse uti ejus utcumque libuerit, non aliter quam is qui piscem emit: ille enim tam anterioribus quam posterioribus partibus ad arbitrium vesci potest» [28].
Я нарочно привел сию притчу на латыни, без перевода, дабы не оскорбить неприличным словом чей-нибудь целомудренный взор или слух. Ну не гнусность ли! Пренебречь прекрасною, чистою частью тела, самим Господом заповеданной для супружеских сношений, ради мерзкой, грязной и презренной, пропускающей чрез себя одни нечистоты!
И ежели мужчина берет женщину таким непотребным образом, ей вполне дозволено развестись с ним, коли нет иного средства его исправить; в той же книге говорится, что те, кто почитает Господа, никогда не должны соглашаться на подобное бесчестье, но, напротив, кричать и вопить во все горло, не боясь ни скандала, ни огласки, ни позора, ни смерти, ибо, как гласит закон, лучше умереть, нежели смириться со злом. И еще одно говорит та же книга (я нахожу это весьма странным): каким бы способом муж ни познал жену, дозволенным или противоестественным, но если она понесет от него, то сей способ уже не считается смертным грехом; однако же существуют способы низкие и мерзопакостные — у Аретино они изображаются в картинках, — далекие от супружеской благопристойности, хотя, как уже сказано, они дозволяются по отношению к беременным женщинам, а также к тем, у кого дыхание слишком сильно и зловоние исходит изо рта или из носу; я слышал, что бывают такие женщины, коих целовать в губы не намного приятнее, чем в задний проход; так, одна придворная дама говорила мне о своей госпоже, весьма высокородной особе, что у ней изо рта пахнет не лучше, чем из оловянного ночного горшка; слова эти изрядно смутили меня. Но близкий друг этой особы подтвердил мне слова фрейлины; правда, что она была уже в летах.
Так что же остается мужу или любовнику, как не прибегнуть к какой-нибудь особенной форме любви?! Только пусть все же не обращается к задней Венериной утехе.
Я мог бы многое добавить по этому поводу, но мерзко мне распространяться на эту тему; боюсь, я и так уже наговорил лишнего, но ведь надобно иногда разоблачать пороки людские, хотя бы ради того, чтобы искоренять их.
А теперь хочу рассказать о том, как люди порицали, да и нынче порицают, двор наших королей, где и девицы и дамы распутничают вовсю, превратив сие занятие в обычай, что весьма прискорбно и для них, и для множества достойных, целомудренных и добродетельных женщин, которые, глядя на развратниц, становятся на тот же путь, хотя и блистают достоинствами, коих нигде в других местах не сыщешь.
Приведу лишь единственный пример — нынешнюю великую герцогиню Флорентийскую из Лотарингского рода; дама эта прибыла во Флоренцию вечером того дня, что обвенчалась с герцогом, который, перед тем как лечь с нею в постель и лишить цвета невинности, заставил справить малую нужду в красивый ночной сосуд из прозрачного хрусталя и исследовал мочу вместе с придворным врачом, опытным и весьма ученым человеком, дабы определить, девственна ли его невеста. Врач внимательно рассмотрел мочу и на основании своих знаний объявил, что девушка так же чиста, как при появлении на свет из материнского чрева, и что герцог смело может приступить к своей обязанности — он найдет дорожку еще не проторенною; герцог так и поступил, предсказание врача сбылось, и наутро молодой муж в восхищении изрек: «Вот великое чудо, что из этого французского двора девушка вышла девственницей!» Не правда ли, курьезное мнение о нас, французах?! Не знаю, правдива ли сия история, — мне он ее выдал за истинную.
Итак, двор наш пользуется эдакой сомнительной репутацией, и сложилась она не сегодня: издавна считается, что парижские придворные, да и все прочие дамы, не слишком строго пекутся о своей нравственности, в отличие от провинциалок, которые смирно сидят у себя по домам. Многие мужчины остерегаются брать в жены девиц и женщин, часто путешествовавших и повидавших свет. Например, у нас в Гиени во времена моей молодости, как слышал я, некоторые дворяне никогда не женились на той девице или даме, что ездила дальше Пор-де-Пий, в сторону Парижа. И тем доказывали собственную глупость, хотя в других отношениях блистали остроумием и галантными манерами; они полагали, будто разврат и супружеская неверность, обойдя стороною их мирный очаг, спальни и туалетные, гнездятся лишь в королевских дворцах и больших городах. Бедные дурни! Да стоило им самим отправиться ко двору, на войну, на охоту, в суд или в загородный дом, как их жен тут же осаждали, побеждали и укладывали в постель; они же, в простоте душевной, полагали, будто кавалеры всего лишь беседуют с их супругами о домашнем хозяйстве, о садоводстве, ловитве и ловчих птицах, и через слепую свою доверчивость надевали куда более пышные рога, нежели другие мужья; известно ведь, что повсюду, где женщины бойки и красивы, а мужчины ловки и галантны, и те и другие отлично умеют заниматься любовью и устраиваться так, чтобы мужья об этом не прознали. Эх и недотепы же тупоумные эти мужья! Невдомек им, что у Венеры нет постоянного жилища, как некогда на Кипре, в Пафосе или Аматонте, — она обитает и во дворцах, и в хижинах самых ничтожных бедняков.
Впрочем, с недавнего времени они начали прозревать и, заприметив, что рога раздаются повсюду, где бы ни жили их жены, стали брать их в любом месте, и неглупо Делают; более того, нынче посылают или сами возят их ко двору, дабы те могли людей посмотреть и себя показать, да и не только показать, а для мужей и выгоду кое-какую извлечь из своей красоты, увенчав выгоду сию ветвистыми рогами.
Другие мужья посылают или везут жен своих ко двору якобы для того, чтобы те похлопотали за них в судебной тяжбе; у некоторых и тяжбы-то никакой не было, однако они притворялись, будто таковая есть; или же, коли такая тяжба в самом деле была начата, затягивали ее елико возможно, дабы продлить любовные похождения супруг своих. Иногда случалось даже, что мужья оставляли своих жен в кордегардии дворца, либо на галерее, либо в зале, сами же уходили домой, полагая, что дамы лучше справятся с делом в их отсутствие; я сам знавал многих мужей, выигравших судебный процесс скорее благодаря ловкости, красоте и доступности жен, нежели по праву и закону; впрочем, дамы вследствие этого частенько оказывались с другою прибылью, а именно беременными (в тех случаях, когда специальные снадобья не уберегали их от несчастья); тогда они спешно возвращались домой к мужьям, якобы соскучась по ним и по семье, либо за недостающими документами и сведениями, либо на праздник святого Мартина, либо, по их уверениям, просто на каникулы, пока судейские не заседают. Те и в самом деле не заседали, зато наши красавицы засели крепко.
