Это правда, что Люфтваффе почивает на лаврах, заслуженных в 1939 – 1940 годах, не задумываясь о будущем. Слова Геринга о том, что «наша авиация самая лучшая, самая быстрая и самая отважная в мире», не способны сами по себе обеспечить победу в воздухе, с горечью отметил фон Грейм.
Затем он подробно описал нынешнее плачевное состояние дел в авиации, чему я уже не удивился, но обратил внимание, что генерал еще не потерял надежду, уповая на новые реактивные истребители, которые вот-вот должны были поступить на вооружение. Возможно, с помощью этих самолетов мы отразим бесчисленные налеты вражеских бомбардировщиков и вернем себе превосходство в воздухе. Впрочем, по моим соображениям при всем старании не удалось бы обеспечить пилотов достаточным количеством новых машин в сжатые сроки. Вспомнив, что разработка такого самолета началась еще в 1942 году, я подумал, что, возможно, идее германского реактивного истребителя в истории этой войны уготовано место в главе «Слишком поздно».
Три дня спустя, после вечернего совещания, фюрер сделал мне знак остаться. Он также задержал фельдмаршала Кейтеля, генерала Йодля, Риббентропа и Гиммлера, который – случай исключительный – тоже в тот день присутствовал. Мы устроились в креслах вокруг небольшого стола, и Адольф Гитлер в нескольких словах изложил последние события на юго-восточном направлении. Фронт, который только сейчас удалось стабилизировать вдоль венгерской границы, надо удержать любой ценой, ибо в этом огромном выступе находился миллион немецких солдат, которые в случае внезапного прорыва неминуемо окажутся в плену.
– Так вот, – продолжал фюрер, – мы получили конфиденциальные донесения, что регент-правитель Венгрии адмирал Хорти пытается установить контакты с врагом, желая договориться о сепаратном мире. Успех его замыслов означал бы гибель нашей армии. Хорти хочет найти согласие не только с западными державами, но также и с Россией, которой он предложил полную капитуляцию.
Вы, майор Скорцени, подготовите военный захват будапештского замка на горе Бургберг. Начнете эту операцию, как только мы получим сведения, что регент намерен отказаться от своих обязательств, вытекающих из его союзнического договора с Германией. Похоже, что Генеральный штаб подумывает о высадке парашютистов или, возможно, о приземлении нескольких самолетов на саму эту гору. На время вашей миссии вы поступаете в распоряжение нового командующего нашими войсками в Венгрии генерала Н. Однако приготовления начнете сегодня же, поскольку штаб у Н, еще только формируется. Чтобы помочь вам преодолеть все трудности, какие могут встретиться, я дам вам письменный приказ, который предоставит вам очень широкие полномочия.
Генерал Йодль прочитал мне список подразделений, вверяемых под мое начальство: батальон парашютистов Люфтваффе, 600-й батальон парашютистов и батальон мотопехоты, сформированный из курсантов офицерского венского училища Нойштадт. К тому же из Вены будут переведены две эскадрильи транспортных планеров и поставлены под мое командование.
– Вы получите также на время операции самолет из эскадрильи, приданной Генеральному штабу фюрера, и будете пользоваться этим транспортным средством для ваших личных передвижений, – заключил Йодль.
Еще несколько минут Гитлер беседовал с Риббентропом по поводу донесений, присылаемых немецким посольством в Будапеште. Согласно последним депешам, положение следует считать «очень напряженным»; венгерское правительство явно желает покинуть лагерь стран Оси. Затем фюрер подписал мой мандат и, протягивая мне, добавил:
– Я рассчитываю на вас и на ваших людей.
Затем он удалился. Немного позже ушли остальные, оставив меня в одиночестве. Проглядывая наскоро документ, я поразился, что буду располагать практически неограниченными полномочиями. На листе большого формата типа «государственная бумага», где в верхнем левом углу золотым рельефом был выбит орел со свастикой, а наверху готическими буквами написано:
«Фюрер и канцлер рейха», я читаю:
«Майор запаса Отто Скорцени назначен мною к выполнению личного и конфиденциального приказа высочайшей важности. Прошу все военные и гражданские службы оказывать майору Скорцени всевозможную помощь и подчиняться всем его требованиям».
Под этими словами – подпись главного человека в Германии, начертанная неверной рукой. На какой-то миг я подумал, что с таким карт-бланшем я мог бы по своей прихоти поставить весь рейх с ног на голову. Затем решил, что буду пользоваться им как можно меньше. Ведь я уже научен, что следует опасаться слепого подчинения штабных чинов, которым показывают «высочайший приказ». Я предпочитал полагаться на понимание и на сознательную помощь тех, к кому должен буду обратиться.
Сейчас уже два часа ночи, но, прежде чем ложиться спать, хочу сделать свои первые распоряжения. К счастью, двумя днями раньше я предусмотрительно телеграфировал приказ о боевой тревоге одной из своей бригад, бывшему мотопехотному батальону №502. Теперь я прошу соединить меня с капитаном фон Фолькерсамом и отдаю ему приказания:
– Алло, Фолькерсам. Мне только что поручили крупномасштабную операцию. Потрудитесь записать: первая рота, усиленная несколькими отборными солдатами, сегодня утром, ровно в восемь, грузится в самолет на аэродроме Гатов. Пусть возьмут тройной запас патронов, и добавьте полное снаряжение для четырех взводов подрывников. Каждому человеку дайте запас съестного на шесть суток. Роту поручите лейтенанту Хунке. Место назначения знает командир эскадрильи транспортных самолетов. Я сам в тот же час вылечу отсюда и примерно в десять прибуду на заводской аэродром Хейнкеля, что неподалеку от Ораниенбурга. Приезжайте за мной. Мы, то есть вы, Остафель, Радль и я, отправляемся в полдень. Вопросов нет? Прекрасно.
И до скорого.
Несколько часов отдыха, и я уже лечу на борту «Хейнкеля-111». Созерцая пейзаж, думаю о тех последствиях, которые неминуемо вызовет предательство венгров. Ставка в игре, которую мне, возможно, придется играть, огромна: целая армия – миллион человек, чье положение станет весьма шатким, чтобы не сказать отчаянным, в том случае, если венгерские дивизии в Карпатах прекратят огонь или, что еще хуже, перейдут на сторону врага. И если к тому же мы потеряем и Будапешт, центральный узел наших коммуникаций, то это будет невообразимая катастрофа. О, только бы мне успеть!
Внезапно я вспоминаю о тех транспортных планерах, что фюрер предоставил в мое распоряжение. И еще два батальона парашютистов. Как же все-таки эти господа из генерального штаба представляют себе операцию парашютистов против Замка на Горе – не говоря уже о сумасбродной затее приземлить планеры на вершине утеса? Оказывается, я неплохо знаю Будапешт: единственное место, где в крайнем случае можно было бы осуществить подобный замысел, – это огромный плац, называемый, один Бог знает почему, Кровавым полем. Однако если венгры переметнутся на сторону врага, то нас могут совсем запросто смести еще до того, как мы успеем собраться в группу – перекрестным огнем с самой горы, которая там совсем близко, и с зданий, окружающих эспланаду. Возможно, все-таки удастся приземлить несколько ударных отрядов… Ладно, посмотрим все на месте.
