У нас уже был даже некоторого рода военный трофей, и рассказ об этом особенно развеселил Корнилова. Казаки успели поймать в виноградниках одиннадцать зуавов, забравшихся туда с целью угоститься крымским виноградом. Пленных привели к Меншикову, который прислал их во Владимирский полк, чтобы их там накормили. Солдатики сначала приняли зуавов за турок, и некоторые, успевшие в походе научиться десятку турецких слов, заговорили с ними по-турецки. Те только качали головами.
На выручку солдатам поспешил один поручик, знавший по-французски, как говорится, с пятого на десятое. Разговор вообще был труден, но зуавы поняли, что им предлагают есть, и, конечно, не отказались. Но велико было их разочарование, когда им дали ржаные сухари.
— Ри'ез! се яие с'ез! яие са (что это такое)? — спрашивал один зуав другого. — Ез1 се яие сез сНаЫез де гиззез ёёуогеп! ее 1а 1егге сш!е (разве эти черти русские пожирают печеную землю)?
— Да ты что сумлеваешься, братик, — увещевал солдат одного из пленных, чуть не тыча ему в зубы свой размоченный в щах сухарь. — Вот смотри, как я буду есть. Ты, брат мусью, сначала обмакни в щи, а потом и ешь. Вот так! Молодца.
Один из зуавов, похрабрее других, действительно последовал примеру солдата и, размочив сухарь в щах, начал есть. После он, смеясь, дразнил товарищей, говоря, что они ели только одно блюдо, а он — два: "5ап5 сухари" и "ауес сухари".
Корнилов много смеялся, слыша этот анекдот от лейтенанта Стеценко, и, возвратившись в Севастополь, рассказывал его своим приятелям.
XII
Седьмого числа день был ясный, даже жаркий.
Если бы князь Меншиков, вместо того чтобы окапываться и устраивать никуда не годные земляные батареи, двинул свою довольно многочисленную кавалерию, а вслед за ней и все свое войско по направлению к реке Булганак и дальше, он мог бы ударить во фланг неприятелю, совершавшему в это время трудный переход вдоль морского берега.
Французы с самого начала военных действий всегда имели притязание идти с правой стороны. Их армия двигалась в виде громадной ромбической фигуры почти у самого берега моря. Во главе шла дивизия Канробера, в хвосте — Форэ, по бокам — Боске и принц Наполеон[66], турки шли за дивизией Боске. Справа французов прикрывал союзный флот, медленно подвигавшийся вдоль берега. Слева длинной колонной шли англичане; их левый фланг и тыл были совершенно открыты. Влево была обширная степь, слегка волнующаяся от слабого морского ветра, который несколько смягчал палящий зной. Степь была покрыта густой, но невысокой травой и, казалось, манила к себе кавалерию. В воздухе чувствовался горький аромат полыни и других степных трав. Сначала шли с музыкой, но вскоре трубы и барабаны перестали играть и даже разговоры прекратились.
Наступило тягостное молчание. Видно было, что солдаты утомлены высадкой, ночлегами под открытым небом, ночною сыростью и дневным зноем. Многих мучила жажда, а тут еще, как нарочно, слышался шум морских волн, напоминая о присутствии воды, хоть и не годной для питья. Трава хрустела под ногами десятков тысяч солдат и под колесами орудий. Почти вся армия состояла из пехоты и артиллерии: кавалерия была у англичан, да и та весьма малочисленная. Солдаты для облегчения шли без ранцев, с небольшими узелками на плечах, но все же, когда зной усилился, несколько человек упали от изнеможения. Стали падать также внезапно заболевшие холерой. К полудню показалась речка Булганак. Английские гвардейцы расстроили ряды и, не слушаясь никаких приказаний, бросились пить мутную воду. Шотландцы последовали их примеру, но, привычные к дисциплине, вдруг остановились: громовой голос их начальника крикнул: "Стой!" Затем по новой команде они в полном порядке подошли к пересохшему до половины ручью и стали черпать воду.
По самой почтовой дороге из Евпатории в Севастополь, в том месте, где эту дорогу пересекает речка Булганак, показалась группа всадников, в числе которой был старик в штатском платье и с одним пустым рукавом, доказывавшим отсутствие руки. Этот однорукий старик в круглой шляпе, имевший вид школьного учителя, был английский главнокомандующий лорд Раглан.
За рекой Булганаком почва внезапно повышается и далее снова понижается, образуя холмы, лощины и долины. На вершине холма лорд Раглан заметил нескольких казаков и тотчас отправил на рекогносцировку четыре эскадрона кавалерии — гусар и легких драгун. Англичане проехали лощиной несколько сот шагов и вскоре заметили на вершине холма значительный русский кавалерийский отряд. Вскоре из-за другого холма что-то в отдалении заблистало на солнце. Это были штыки русских солдат. Еще несколько минут — и лорд Раглан, следовавший со своим штабом за высланными вперед эскадронами, увидел, что малочисленному английскому кавалерийскому отряду угрожает довольно значительный русский отряд, состоявший из всех трех родов оружия. Русский отряд, однако, не двигался вперед и наблюдал, как строились английские кавалеристы.
Чтобы понять это, необходимо знать, что делалось в русской армии.
Нашу передовую цепь образовали гусары-лейхтенбергцы, к которым вскоре были подосланы и веймарцы. Князь Меншиков очень любил оба эти полка за их молодецкий вид. Те и другие были в белых кителях, на хорошо откормленных конях; особенно красивы были веймарцы на своих наливных вороных конях. Всадники были по большей части краснощекие юноши, в числе которых находилось немало дворян.
Лейхтенбергцы первые выступили на рекогносцировку.
Командиром их был генерал-майор Халецкий, весьма молодцеватый генерал, производивший на смотрах со своим полком большой фурор и бывший на отличном счету и в Петербурге, и у Меншикова.
Отправив лейхтенбергцев, Меншиков наскучил ожиданием и послал своего ординарца лейтенанта Стеценко посмотреть, что делается на аванпостах.
Стеценко отправился по деревянному мосту, перекинутому через реку Алму, в деревню Бурлкж, где увидел прежде всего два стрелковых морских батальона и встретил командира одного из них, вооруженного с ног до головы, подобно рыцарю средних веков. В таком же виде явились и прочие морские офицеры; кроме людей бывалых, вроде Стеценко, все смеялись над ними, и когда эти моряки представились князю Меншикову, главнокомандующий не мог скрыть своей улыбки, а армейские офицеры стали подтрунивать над своими новыми товарищами. Даже солдаты подсмеивались над матросами, говоря: "Эй вы, морские сухари, вы чего к нам пришли?" Матросы не оставались в долгу, называя солдат "крупою".
Посмотрев на моряков, которые имели довольно неуклюжий вид по сравнению с великолепными армейскими солдатами, Стеценко поехал к казачьему полковнику Тацину, посмотрел вместе с ним в трубу и увидел в неприятельском лагере движение и уменьшение числа палаток. Удовольствовавшись этим зрелищем, Стеценко поскакал назад к князю, как вдруг заметил, что ему на пересечку спешит толпа всадников. Это и были лейхтенбергские гусары. Генерал Халецкий подскакал к Стеценко с вопросом: куда тот едет?
