Приговорили «бить челом царю Василию Ивановичу, чтоб он, государь, оставил царство для того, что кровь многая льется, а в народе говорят, что он, царь, несчастлив, и многие города его на царство не хотят!» Патриарх стойко стоял за Василия, но представительная и хорошо вооружённая депутация москвичей уже отправилась к государю и свела его с престола на прежний боярский двор.
Некоторые бывшие тушннцы, обещавшие в случае низложения Василия отказаться от Лжедмитрня и избрать единого государя всей землёй, заявили москвичам насмешливо: «Вы не помните государева крестного целования, потому что государя своего с царства ссадили, а мы за своего помереть рады». Это дало патриарху Гермогену возможность вновь потребовать, чтобы Шуйскому вернули престол. Но речи святейшего не были услышаны. 19 июля злой старик Василий Иванович был насильно пострижен в монахи и заперт в Чудовом монастыре, а братья его взяты под стражу. Гермоген не признал законность этого действа, продолжая считать Шуйского царём, а монахом объявил князя Тюфякина, произносившего за государя обеты. Эта позиция святейшего говорит нам о том, что и насильно постриженный Филарет мог бы снять монашеское одеяние. Но только до того момента, как был добровольно хиротонисан в митрополиты… Комбинация Шуйского удалась — Фёдор Никитич уже не смог вернуться в мир.
Однако теперь и царство Василия было кончено бесповоротно. А патриарху с Освященным собором пришлось подумать о новой кандидатуре на русский престол. Наилучшим выходом было бы избрание государя «всею землёю». Гермоген и Освященный собор, где первую роль после патриарха играл верный ему митрополит Филарет, поддержали эту мысль. Наконец-то россияне могли не выбирать себе власть среди банд политических авантюристов, нагло грабивших страну, а степенно и рассудительно определить государя «всею землёю», собрав в Москву представителей городов и сословий, положив благоразумным советом конец гражданской войне.
Служившие всем «государям» подряд бояре, перепуганные гневом уставших напрасно проливать кровь дворян, вняли внушениям сурового патриарха Гермогена. Они разослали по стране окружную грамоту с ясным призывом: чтобы все россияне «были в соединении и стояли бы за православную христианскую веру все заодно», защищая право страны самой выбирать себе государя, не покоряясь ни захватчикам-иноверцам, ни ворам-самозванцам[92].
В грамоте от 20 июля ситуация была описана чётко: «Видя междоусобие между православными христианами, польские и литовские люди пришли в землю Московского государства и многую кровь пролили, церкви и монастыри разорили, святыне поругались и хотят православную веру в латинство превратить. Польский король стоит под Смоленском, гетман Жолкевский — в Можайске, а вор — в Коломенском. Литовские люди, по ссылке с Жолкевским, хотят государством Московским завладеть, православную веру разорить, а свою латинскую ввести». Рассказав о сведении с трона Василия Шуйского, москвичи призвали россиян «стоять с нами вместе заодно и быть в соединенье, чтобы наша православная христианская вера не разорилась и матери бы наши, жены и дети в латинской вере не были».
Наивные россияне ликовали, надеясь теперь объединиться против иностранной интервенции и спасти свою страну. Доволен был настоявший на созыве Земского собора патриарх Гермоген: удовлетворён и поддерживавший его митрополит Филарет. А бояре уже рассылали по городам и весям другую грамоту, присягу самим себе: дескать, государя-то надо выбрать всей землёй — вот бояре это и устроят. Само собой, бояре во главе с князем Фёдором Ивановичем Мстиславским объявляли, будто приняли власть исключительно по просьбе народа: о том-де «все люди били челом». Кстати сказать, не упомню, чтобы в русской истории самый бесстыжий и злодейский захват власти совершался когда-либо не «по воле» народа и «для блага» его.
«Все люди, — говорилось в грамоте о присяге боярам, били челом князю Мстиславскому с товарищами, чтобы пожаловали, приняли Московское государство, пока нам Бог даст государя». Присягавшие клялись «слушать бояр и суд их любить, что они кому за службу и за вину приговорят; за Московское государство и за них, бояр, стоять и с изменниками биться до смерти; вора, кто называется царевичем Димитрием, не хотеть; друг на друга зла не мыслить и не делать. А выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землёю. Боярам всех праведным судом судить, а государя выбрать с нами, со всякими людьми, всею землёю, сославшись с городами. Бывшему государю Василью Ивановичу отказать, на государеве дворе ему не быть и вперед на государстве не сидеть; нам над государем Васильсм Ивановичем и над государыней и над его братьями убийства не учинить и никакого дурна, а князю Дмитрию и князю Ивану Шуйским с боярами в приговоре не сидеть»[93]. В отличие от ситуации после кончины царя Фёдора Иоанновича, властителями Москвы прямо назывались бояре, а не патриарх с Освященным собором и «царским синклитом».
Официально уделив от власти царя и его родственников, патриарха и всё высшее духовенство, выписав самим себе право распоряжаться судьбой престола до созыва Земского собора, бояре в количестве семи душ озаботились тем, чтобы реализовать это право наиболее удобным и выгодным для себя способом. Выборы государя всей землёй, хлопотные и опасные, когда Москве, с одной стороны, грозил Лжедмитрий, а с другой — польский гетман Жолковский, удобством и выгодой для Семибоярщины не отличались. У Лжедмитрия были свои, возвысившиеся при нём и заслужившие его милость бояре. Значит, московским боярам выгоднее было продать власть свежему претенденту Владиславу Сигизмундовичу и использовать польские войска против русских «воров» (а не наоборот).
Опираться на русские силы, стоявшие за всенародные выборы государя, было бы полным безумием: на какую благодарность можно рассчитывать боярам от избранника всей земли? Другое дело — признательность иноземного претендента на престол! Особенно если пригласить его волей одних изменников-бояр, абсолютно нелегитимно. Поэтому князю Волконскому с его товарищами-патриотами вскоре пришлось бежать из Москвы. На защиту столицы от самозванца были призваны поляки.
Справедливости ради следует сказать, что выбор кандидатуры королевича Владислава диктовался многими обстоятельствами. В их числе не последним был тот факт, что к 20-м числам июля 1610 г. немало русских воевод и городов уже присягнуло королевичу на условиях, в выработке которых зимой принимал деятельное участие Филарет Никитич. Глава старого тушинского посольства к королю боярин М.Г. Салтыков занимал видное место в русском войске, пришедшем к столице с польскими полками гетмана Жолкевского. Выдвинувшийся в Тушине боярин теперь одним из первых вступил в бой против Лжедмитрия под Москвой, в союзе с Семибоярщиной.
