К моменту назначения Николая Алексеевича председателем Народного секретариата Брестский мир был подписан. По его условиям красногвардейские отряды покидали Украину. Германская армия уже заняла Киев и продолжала двигаться на восток. «Украинскому советскому правительству» не оставалось ничего другого, как бежать из страны.
В начале апреля 1918 года председатель Народного секретариата явился в Москву. Никакими реальными полномочиями он не обладал. Но когда услышал от Иосифа Сталина (советского наркома по делам национальностей): «Достаточно наигрались в правительство и республику, кажется, хватит, пора бросать игру», обиделся и подал жалобу в Совнарком.
Кое-кто из биографов Николая Алексеевича усматривает в этом отстаивание им суверенитета Украины. На самом деле все было проще. Суверенитет тут ни при чем (Народный секретариат суверенным не являлся). Скрыпнику всего лишь не хотелось расставаться с высокой (пусть и не имеющей пока реального значения, но кто знает, что будет потом?) должностью.
Впрочем, действительность диктовала свои условия. Народный секретариат все равно ликвидировали. А Николая Алексеевича направили на другой участок работы – в ЧК, заведующим отделом по борьбе с контрреволюцией.
Об этом периоде жизни Скрыпника его «национально сознательные» поклонники вспоминать не любят. Но факт есть факт: он являлся одним из проводников политики красного террора. Любое инакомыслие Николай Алексеевич считал достаточным основанием для репрессий. Как-то ему поручили «разгрузить» Бутырскую тюрьму, переполненную заключенными. Недолго думая борец с контрреволюцией приказал расстрелять более трех тысяч человек, большинство из которых отношения к контрреволюции не имели и содержались за решеткой как заложники, из-за своего непролетарского происхождения.
Те же методы деятельности (не по форме, а по сути) перенес он позднее в Украину, где последовательно занимал посты наркомов внутренних дел, юстиции и, наконец, с февраля 1927 года – просвещения. Последняя должность оказалась самой важной в карьере Скрыпника. Из-за проводимой в то время политики тотальной украинизации Наркомату просвещения придавалось огромное значение. Помимо системы образования Скрыпнику подчинялись научные учреждения, учреждения культуры, издательства, пресса. И все это он должен был украинизировать.
Любопытно, что для самого Николая Алексеевича украинский язык родным не являлся. Как, впрочем, и для почти всех жителей бывшей Малороссии. Создаваемый преимущественно в Галиции, с использованием множества заимствований из польского, немецкого, других языков, украинский язык (который не следует путать с малорусским наречием) был понятен в основном галичанам, привыкшим жить бок о бок с поляками и немцами. В начальный период украинизации (будучи еще наркомом юстиции) Скрыпник сам признавал, что владеет этим языком слабо. И хотя говорить по-украински он пытался, но, по свидетельству очевидцев, получалось это у него настолько плохо, что речи наркома вызывали у окружающих только насмешки.
Однако язык он выучил. И, оказавшись по должности во главе украинизаторских процессов, принялся навязывать его силовыми методами всем. Учебные заведения принудительно переводили на украиноязычное обучение. На украинском же по приказу наркома велась работа государственных и общественных учреждений, театров, концертных организаций, средств массовой информации. Библиотекам запрещалось выписывать не на украинском языке более чем 25 процентов литературы. Ограничили подписку даже на общесоюзную партийную газету «Правда» (как на русскоязычную).
Под непосредственным руководством Николая Алексеевича приняли новые правила украинского правописания, насколько возможно сильнее отгораживавшие украинский язык от русского. Речь даже велась о переходе на латинский алфавит, но такая мера, требующая многих финансовых затрат, признана была пока преждевременной.
Всех недовольных украинизацией преследовали, применяя различные методы воздействия на них вплоть до открытых репрессий. Русскоязычным украинцам Скрыпник вообще отказывал в праве на существование, объявив их «жертвами русификации» и вознамерившись помочь этим «жертвам» вернуться к «родному» украинскому языку.
Поскольку в народе украинизаторские потуги властей не встречали поддержки, нарком опирался на выходцев из Галиции. Уже к концу 1925 года в республике орудовала 50-тысячная армия «национально сознательных» галичан, расставляемых на ключевые посты (прежде всего в системе образования). С каждым годом их количество увеличивалось. Но новому наркому просвещения этого показалось мало. Он выдвинул проект переброски из Галиции в УССР ровно половины тамошних учителей (вдобавок к уже имеющимся). Галичанами был плотно обсажен аппарат наркомата. Им поручали самые важные участки работы. Так, директором Географического института был назначен Степан Рудницкий, директором Института истории – Матвей Яворский, Института философии – Владимир Юринец и т. д.
Поддерживаемые Скрыпником пришельцы вели почти неприкрытую войну против русского языка. Например, назначенный директором Украинского института лингвистического образования Иван Сияк запретил в своем учреждении всякое общение по-русски. Когда один из студентов (великорус по происхождению) посмел нарушить запрет, над ним устроили «общественно-показательный суд» и исключили из института.
Все эти меры не являлись чем-то особенным. Ту же политику проводил предшественник Николая Алексеевича в Наркомпросе Александр Шумский (которого, между прочим, Скрыпник и подсидел, освобождая «теплое» место для себя). Новым был культ личности Скрыпника.
Его публично прославляли как великого ученого, выдающегося государственного деятеля, славного революционера, мудрого руководителя, крупного специалиста в марксистско-ленинской теории и даже первого в мире (!) разработчика научной теории национального вопроса. Помимо постов наркома просвещения и члена Политбюро ЦК КП(б)У Николай Алексеевич занимал должности директора Всеукраинской ассоциации марксо-ленинских институтов, главного редактора Украинской советской энциклопедии, председателя Ассоциации историков и прочая, прочая, прочая. Он учил писателей и журналистов писать, ставил задания перед учеными, вмешивался в работу Академии наук и оценивал труд академиков, давал указания педагогам, озабочивался хлебозаготовками. В республике было предпринято многотомное издание его сочинений («Возомнил себя украинским Лениным», – скажет о нем потом Иосиф Сталин).
Возжелав стать академиком, Николай Алексеевич, несмотря на отсутствие высшего образования, добился принятия Академией наук соответствующего решения и, кажется, не собирался останавливаться на этом.
