— В физиологии не должно быть научного брака, — говорила она, — тут что-то есть, мы должны разобраться.
— Почему вы так настаиваете на этих материалах? — спрашивал он. — Займемся чем-нибудь другим.
Девушка деловито ему объясняла, что ни о чем другом не может быть речи.
Напрасно ученый пытался ее переубедить, доказывал примерами, как гибельно держаться былых заблуждений.
Надо иметь мужество отказаться от них. Иоганн Мюллер сжег свои первые научные труды, основанные на идеалистических ошибках натурфилософов.
Она спокойно выслушивала его, но не уступала. Непоколебимой уверенностью звучали ее утверждения, что внутреннее чувство имеет свои закономерности. История знает немало примеров, когда интуиция оказывалась сильнее доводов рассудка. Надо себе раз навсегда уяснить, почему газообмен поднимался у испытуемого, как только он приближался к табурету.
Маленькая упрямица добилась своего: Быков предложил ей повести эти исследования на людях.
— Повторите с ними то, что вы проделывали со мной. Очень возможно, что у них образуется временная связь между обстановкой лаборатории и процессом газообмена…
Что же вынудило Быкова согласиться с Ольнянской и даже предсказать ей успех? Доводы ли сотрудницы на него повлияли, или помощь неожиданно явилась со стороны — случайное наблюдение оплодотворило мысль ученого?
Ни то, ни другое. Не в правилах Быкова стеснять инициативу учеников…
Ассистентка находит погрешности в человеческой природе
Новые опыты ничем не отличались от тех, которые проводились в горах, где Быков представлял собой испытуемого.
— Приготовьтесь к опыту! — властно звучала ее команда.
Исследуемый вставал, чтобы исполнить ее приказание. В ход пускался метроном, и тотчас следовала вторая команда:
— Начинайте работу!
Человек взбирался на табурет, спускался на пол и вновь поднимался. Физическое напряжение все более нарастало, учащалось дыхание, росло потребление кислорода. Упражнение повторяли шестнадцать раз; за словесным приказанием следовал стук метронома. На семнадцатый раз звучание аппарата уже задолго до начала упражнения резко повышало дыхание, потребление кислорода усиливалось. Каково бы ни было положение испытуемого, чем бы ни был он занят или увлечен, звуки метронома расширяли его легкие, потоки кислорода устремлялись к тканям.
— Вот это то самое, что нам надо, — с удовлетворением заметил Быков, когда маленькая ассистентка на двух испытуемых показала ему силу временной связи. — Пойду расскажу Ивану Петровичу, он любит интересные факты.
Павлов выслушал Быкова и задумался.
— Интересные факты, что и говорить. Не то еще узнаете. Главное — не зазнаваться, не успокаиваться. Размахнулись вы, батенька, широко, хватит работы на целую жизнь.
Назавтра Быков сообщил ассистентке мнение Павлова:
— Иван Петрович одобрил вашу работу; так, говорит он, и должно быть. Поздравляю. В вашем распоряжении важные материалы, можете их опубликовать.
Она немного подумала.
— Я хотела бы эти материалы еще раз проверить. Позвольте мне повременить.
— Не возражаю, — ответил он, — в физиологии все возможно: следующие опыты могут принести с собой исключения.
Профессор не сомневался в силе ее доказательств, через голову ученицы он видел путь, который ей предстоит. Больше всего обрадовала его осторожность Ольнянской. Она напомнила ему собственное недоверие к себе, нелюбовь к поспешным решениям.
— Можно повременить, как хотите. Позвольте только в связи с этим привести вам историческую справку. Известный вам Гарвей сообщил о своем открытии кровообращения в Лондонской королевской коллегии в 1615 году. Обнародовать же свой труд он согласился лишь в 1628 году — тринадцать лет спустя… Похвально, конечно, но нас вы, надеюсь, так долго не заставите ждать?
Однажды сотрудница явилась к ученому глубоко взволнованная и огорченная.
— У моих новых испытуемых не образуются временные связи. Метроном не изменяет их газообмена.
Это было невероятно: человек обречен образовывать временные связи до последнего вздоха. «Отсеченная гильотиной голова, — шутил Быков, — некоторое время еще живет и, кто знает, возможно, образует временные связи».
— Вы бы для проверки посмотрели сами, — попросила аспирантка.
Она не может без него вернуться к себе, виновники неудачи ждут ее в лаборатории.
Он пригласил девушку сесть и долго расспрашивал о подробностях неудавшегося испытания.
— Не сообщали ли вы им, зачем мы проводим эти опыты?
Она отрицательно покачала головой.
— Я предупреждала их, чтобы они серьезно относились к нашему делу. Это важные исследования, и результаты целиком зависят от них. Объяснила им, кстати, что в течение суток мы вдыхаем около пятнадцати тысяч литров атмосферного газа.
— Только? Не сообщили ли вы им также, что в легких человека насчитываются сотни миллионов пузырьков микроскопических размеров? Вы имели случай рассказать им, что миллиарды капилляров пронизывают организм и что общая протяженность их в полтора раза больше окружности земного шара.
— Зачем? — удивилась она.
— Чтобы осложнить свою работу и даже сделать ее бесполезной.
— Я полагаю, — со вздохом сказала она, — что они это знают и без меня. В руках у одного из них я часто видела книги о Павлове, и мы с ним даже беседовали о природе временных связей.
Сообщение помощницы не пришлось по вкусу ученому.
— Совершенно излишне, — заметил он, — чтобы испытуемые знали физиологию лучше нас. Вообразите, что известная улица или какой-нибудь уголок на земле навевает вам радость и служит источником приятных чувств. Вас приводят туда и предупреждают: «Мы знаем, что вам здесь бывает хорошо, позвольте нам в этом убедиться». Как вы полагаете, много ли шансов к тому, что желанная радость проявится? Вместо возбуждения наступит торможение — вас охватит чувство обиды. Нечто подобное наблюдается у ваших исследуемых: временные связи у них образуются, но кора полушарий задерживает их проявления.
— Как же быть дальше? — упавшим голосом произнесла девушка. — Придется сызнова начинать, с другими людьми?
— Зачем? Растормозите испытуемых, и вы получите другие результаты. Повысьте возбудимость коры хотя бы кофеином или спиртом, и торможение ослабнет.
В следующий раз аспирантка перед опытом угощала испытуемых чаем. Вместе с сахаром в стакан незаметно опустили кофеин. Быков не ошибся: временные связи в тот день проявились, звуки метронома обрели власть над газообменом испытуемых.
