Ее постоянно просили рекламировать разные товары. Позднее Мэри всегда утверждала, что отказывалась от таких предложений. Но в 1916 году журнал «Вэрайети» расхваливал работу мадемуазель Канн, владелицы большого магазина в Нью-Йорке: «Простой факт, что мисс Мэри Пикфорд, величайшая кинозвезда, выбрала наше заведение для покупки своих платьев, доказывает, что мы можем угодить вам». Предположительно, Мэри очень осторожно относилась к подобным рекламным объявлениям и брала за каждое из них большие деньги. Она разрешила использовать свое имя фирме «Помпейан Бьюти Продактс», но никогда бы не согласилась рекламировать второсортные товары — это не соответствовало бы статусу новой любимицы Америки.
«Назвав Мэри «любимицей Америки», я не придумал ничего особенно оригинального, — писал Б. П. Шульберг, сочинявший рекламные слоганы и сценарии для проекта «Феймес Артисте» (это ему принадлежит сценарий фильма «В карете епископа»). — Я просто выразил в двух словах те чувства, которые испытывали к ней американцы. Однажды я стоял у кинотеатра и смотрел на людей, покупавших билеты, чтобы увидеть Мэри в одном из ранних фильмов по моему сценарию. Одна пожилая пара остановилась перед афишей с кадром из этой картины. «Вот она, — сказал муж, — моя маленькая любимица». — «Она не только твоя любимица, она любимица всей страны», — сказала его жена. Тут-то меня и озарило». Так фраза «любимица Америки» попала в рекламу.
Пикфорд настаивает, что обязана этим титулом Д. Дж. Грауману, прокатчику из Сан-Франциско. Так или иначе, слова Шульберга о том, что образ Мэри сотворила сама публика, соответствуют истине. Культ «любимицы Америки» был уникален в своей невинности, интенсивности и безумии. И хотя Пикфорд сама участвовала в создании образа Маленькой Мэри («Пресса, — заметила она как-то, — такая же моя неотъемлемая часть, как и косметика».), масштабы собственной популярности поражали ее. «Люди считают меня своей личной подругой, — говорила она в одном интервью. — Они следят за каждым моим шагом и хотят, чтобы я была в реальной жизни такой же, как и на экране». Ее поклонник, безработный Уильям Бартельс, привлек внимание толпы тем, что построил алтарь в честь Пикфорд в одном из нью-Йоркских парков. Он сказал полицейскому, арестовавшему его, что обожает Мэри Пикфорд, хотя и признал, что никогда в жизни не разговаривал с ней.
Сегодня поклонники стремятся установить какие-то отношения с обожаемым ими актером, нередко при этом прибегая к насилию или даже к убийству, и артисты безропотно принимают этот опасный феномен. Но никто из тех, кто снимался в немом кино, не мог знать, что фильмы настолько изменят психологию людей. Мэри испытывала озабоченность (достойна ли она такого поклонения?) и чувство вины (заслужила ли она это?).
Многие пишущие ей просили у нее денег. Некоторые подавали на нее в суд. Один из таких кляузников обвинил Мэри и Шарлотту в том, что, снимая квартиру, они забрызгали стены и мебель спиртным, позволили своей собаке сидеть на дорогой обивке и испортили пол, занимаясь стиркой. «Мы и в самом деле стирали, — призналась Шарлотта, а затем добавила с гордостью представительницы среднего класса: — Но мы стирали свое собственное белье, господин судья, а не брали его у других, чтобы заработать». — «А как насчет спиртного?» — спросил он ее. — «Спиртное стоит слишком дорого, чтобы поливать им стены», — с достоинством ответила Шарлотта.
В самом деле, они жили скромно, делали разумные вклады и держали все заработанные Мэри деньги на счете в банке. Пикфорд говорила журналистам, что в ее жизни ничего не изменилось. «Я начала работать с пяти лет». Она по-прежнему работала, и мало что менялось в ее жизни. Слава и деньги казались достаточно абстрактными понятиями; разумеется, она благодарила судьбу, но не ощущала себя богатой. Чтобы обеспечить себе достойную жизнь, Пикфорд пошла к Адольфу Цукору просить надбавку к жалованью.
Она имела все основания для этого требования. Беспрецедентная популярность Пикфорд во много раз увеличивала стоимость ее таланта. Кроме того, она являлась доверенной советницей Цукора, ибо никто из участников проекта «Феймес Артисте» не имел таких глубоких познаний в вопросах кино.
В Нью-Йорке, где снималось большинство фильмов с участием Пикфорд, она еженедельно появлялась на совещании, проводимом Цукором и Фроманом в театре «Лицеум», где располагался офис Фромана. Здесь они вместе решали, какие роли она будет играть, кто займется продюсированием ее фильмов, кто напишет сценарий. Цукор тщательно контролировал свой бизнес. Фроман, обладавший энциклопедическим знанием бродвейского репертуара, являлся первоисточником информации по «знаменитым пьесам». На Мэри они полагались как на эксперта в области кино. «Рядом с ней я чувствовал себя неопытным учеником», — вспоминал Цукор.
Чтобы обсудить вопрос о зарплате, Пикфорд назначила ему встречу в нью-йоркском офисе. Рассчитав все ходы, она начала игру с признания в любви и уважении к нему как человеку, а затем произвела эффект взорвавшейся бомбы, сообщив, что ей предложили две тысячи долларов в неделю за съемки в фильме «Бриллиант с неба» — сериале в духе «Полина в опасности». Для фильма планировалось сделать двадцать три части, и он мог принести Пикфорд целое состояние. Вторая партия игры состоялась в ресторане за чаем. «Мэри, — с чувством сказал Цукор, — я хочу, чтобы вы поняли, что ваше счастье значит все не только для меня лично, но и для всей компании в целом. Что вы скажете, если я увеличу вашу зарплату вдвое?» Пикфорд, которая на самом деле всерьез не думала о съемках в сериале, почувствовала себя абсолютно счастливой. Шло время, а Цукор, к ее удивлению, будто и не собирался уходить из ресторана. Наконец стемнело. Цукор подвел ее к окну. На другой стороне улицы виднелся освещенный павильон. Позднее Пикфорд вспоминала, что там висел гигантский рекламный плакат фильма «Крылатые сердца», хотя, возможно, это был другой фильм. Куда важнее было то, что Мэри впервые увидела свое имя, написанное большими светящимися буквами. «Этот милый человек, — писала она позднее, — с такой трогательной заботой готовил свой сюрприз, а я отплатила ему тем, что попросила надбавку к жалованью».
Только Пикфорд могла назвать Адольфа Цукора «милым» и «дорогим». Все остальные называли его акулой, убийцей или Страшилой, такое у него было прозвище. Внешне Цукор казался весьма приятным человеком. Он обладал мягким голосом и безупречными манерами. Однако в его суровом взгляде сквозила пристальная наблюдательность хищника. В сочетании с очень коротко остриженной головой это делало его похожим на элегантного бультерьера. Бизнесмены общались с ним весьма осторожно, зная о его безжалостном нраве. «Цукор убивает, — писал один журналист, — а потом покупает труп у семьи покойника».
