Смерть Василия Макаровича Шукшина на несколько дней парализовала работу. Члены съемочного коллектива вылетели в Москву. К Дому кино на Васильевской улице нескончаемым потоком шли люди. В руках у многих была ветка калины красной (так назывался последний фильм мастера. – Н.Т.) – дань памяти замечательному актеру, режиссеру, писателю. Наша семья жила тогда неподалеку – у Белорусского вокзала, в доме и даже в одном подъезде с Арменом Джигарханяном. Я, пятиклассница, в тот день тоже не усидела на занятиях и сбежала из школы. Знала, что отец от Бюро пропаганды возложит венок, но даже страх встречи и наказания за прогул меня не остановили. Я знала Шукшина, как знали многие – по фильмам. Детское чутье подсказывало, что произошло что-то непоправимое… Вот только попасть в здание, где прощались с мастером, не было никакой возможности. Очередь пересекала несколько улиц и плотной змейкой тянулась на Васильевскую…. А вокруг буйствовало необычайно ласковое и солнечное бабье лето.
Смерть любимца съемочной группы ошеломила всех. Но работу не остановишь. Среди недоснятых сцен оказались и три с Шукшиным. Что делать? Нашли актера, ростом и статью похожего на него, дали шукшинское обмундирование и сняли «дублера» со спины – зритель подмены даже не заметил. Труднее было с озвучанием. Режиссер долго бился, слишком узнаваемым был голос артиста, пока ему фантастически не повезло: в Ленинграде отыскался актер с тембром голоса «один в один». А тут еще пришлось озвучивать и вдову, Лидию Федосееву-Шукшину, еще не оправившуюся от горя. Это блестяще удалось Наталье Гундаревой.
Бондарчук закончил фильм «Они сражались за Родину» к 30-летнему юбилею Победы. Как признавался сам режиссер, первый просмотр состоялся в приемной маршала Гречко, в присутствии министра и другого высокого начальства. Обсуждение вызвало яростные споры, которые продолжались в течение пяти часов! «Мне сделали столько замечаний, что лет пять надо переделывать картину, – признавался потом режиссер. – После этого обсуждения я семь дней ходил черный».
На экраны картина вышла к 70-летию Михаила Шолохова. И везде, где был показан фильм, он сопровождался горячим обсуждением. На премьере в станице Вешенской М. Шолохов так представил картину:
– Как автор книги, я за все отвечаю один. Коллективу сложнее. Коллективом легко ведь только батьку бить. К чести Бондарчука, он умеет сплотить единомышленников. И тут хочу подчеркнуть: Шолохов без Шукшина, Тихонова, режиссера, композитора, других участников фильма ничего не стоит. Когда хорошо звучит только первая скрипка, а нет виолончели, контрабаса, – нет и оркестра. Как бы хороша ни была первая скрипка, она так и останется одной скрипкой.
У нас сегодня некий праздник, – продолжал писатель. – Как у хлеборобов праздник урожая, у нас – праздник свершения. Поработал, попотел, потрудился – теперь пожинаешь плоды. Так все сделано или не так – это другой вопрос. Не может быть, чтобы о книге, любом другом явлении искусства существовало одно мнение. Кто-то хвалит, кто-то высказывается явно враждебно – тут требовать единодушия нельзя. Для меня важно одно: если найдет этот фильм сочувствие и благой отклик в сердцах тех, кто воевал, мы будем считать, что дело сделано. Было бы не совсем верно говорить, что это поклон тем, кто погиб. В этом, конечно, есть доля правды. Но это, прежде всего, поклон живым.
Фильм ждал всенародный успех. Он ободрял, радовал. И как следствие – писателю, постановщику и на студию «Мосфильм» нескончаемым потоком пошли письма от участников войны, ветеранов, школьников, студентов, домохозяек. Одни благодарили за фильм, другие просили помочь разыскать могилы погибших, третьи выплакивали свои нелегкие судьбы, спрашивали, как жить. Эти вопросы и исповеди ставили создателей картины в тупик – что можно ответить, чем помочь… Где и в чем та истина, открыв которую человечество стало бы счастливым? «Величайшие истины, – говорил Л. Н. Толстой, – самые простые». А постижение простого всегда было самым сложным.
Лента Бондарчука в этом смысле оказалась удивительно проста в понимании и одновременно по-философски глубока. Почти документальна в своем правдоподобии и поэтична по строю. Достоверно показав всего лишь четыре дня войны, картина поднимается до высочайшего обобщения, символа непобедимости народа, защищающего свое Отечество. В ней Бондарчук продолжил начатый еще в «Судьбе человека» показ человека в экстремальных условиях войны в его единении с окружающим его миром, в его неразрывности со всем сущим.
Этой картиной Бондарчук, как и Шолохов романом, ответил на вопросы: кто они были – те, которые сражались за Родину. Как они воевали, благодаря каким качествам смогли победить.
Уже одно это стоило того, чтобы снять фильм.
Когда Пырьев «перекрыл кислород» артисту Вячеславу Тихонову, выстоять ему помог сильный характер и сила воли. «Раз нельзя сниматься на «Мосфильме», пойду на студию им. Горького», – решил он и не прогадал. Повторимся, почти все самые удачные фильмы, принесшие Тихонову зрительскую любовь, снимались как раз на этой студии. И те же «Семнадцать мгновений», и пронзительная картина Станислава Ростоцкого «Белый Бим Черное ухо». В ней актер сыграл главную роль – Ивана Ивановича, хозяина пса, несколько видоизменив главное направление своих творческих поисков. Иван Иванович, впервые в карьере Тихонова, оказался настолько цельным, равным ему персонажем, что артисту уже не надо было никому ничего доказывать.
«Я очень дорожил дружбой со Станиславом Ростоцким, – не раз признавался актер. – Его фильм «Дело было в Пенькове» называют переломным в моей биографии. Может быть, это верно. Фильм Ростоцкого «Белый Бим Черное ухо» – тоже отдельная строка. Сложность была и в том, что мне за короткий период времени необходимо было подружиться с собакой».
Одноименная повесть Гавриила Троепольского, написанная в духе таких лучших наших классических произведений, как «Холстомер», «Изумруд», «Каштанка», по которому снят этот фильм, впервые была опубликована в журнале «Наш современник». Грустная история умной собаки вызвала тогда настоящий шок у подписчиков. В то время Советский Союз считался самой читающей в мире страной. На редакцию обрушился шквал писем. Наверное, не было человека, кто бы ни прочел эту повесть, и кого бы она не потрясла. Помню, я сама, тогда третьеклассница, лила горькие слезы над этой грустной историей бедной собачки. Говорят, в редакцию шли горы писем-исповедей, из которых, потрудившись, тоже можно было бы составить неплохую книгу о бессловесной любви и зависимой доле братьев наших меньших.
