Догадавшись по запаху о главном составляющем предложенной микстуры, комбриг подобрел лицом, помягчел голосом.
– Слыш-ка! А много не будет? А то бывали случаи...
– Никак нет. Доза рассчитана на килограмм веса. Как в детском саду.
– Ладно! Верую, док.
Доза и впрямь была рассчитана правильно, однако только в пересчете на спиритус вини. А вот перца я переборщил. Даже привыкший ко всем гастрономическим передрягам комбриг (о чем ходили легенды), хлебнув две трети стакана, задохнулся и, вытаращив глаза, начал судорожно хватать ртом воздух, загребая его ладонью, – жест, означающий немедленную потребность в холодной воде, которая ему и была услужливо подана. Переводя дух, комбриг взъярился так, что забыл все слова из богатого русского языка, оставив в обиходе лишь слова из великого. Удобоваримо для читателя монолог военмора-страдальца звучал примерно так:
– Ты... что... отравить... меня... хочешь? Я тебя... я тебе...
– Извините, но ведь я выполняю ваши приказания по вводу вашей же матчасти в строй, – несколько ошалело плеснул свое алиби врачеватель.
– Что? Да я... Пей сам остатки! Пей, кому говорю! Приказываю!
– Есть.
Приказание было исполнено беспрекословно и точно. И здесь я понял, что не все методы лечения, несмотря на их эффективность, приемлемы на практике. Картина с судорожным хватанием воздуха повторилась. Только теперь уже на глазах подобревшего начальника, который в награду за лечение, услужливо поднес мне стакан холодной воды. Утром комбриг был совершенно здоров, а я поощрен тем,что не наказан.
Переход продолжался. Размеренность корабельной жизни вырабатывала в людях определенный набор условных рефлексов, предохраняя психику от срывов и лишних стрессовых ситуаций. Вовремя укладывала человека в койку и поднимала его на ноги; вовремя плескала в желудок порцию пищеварительных ферментов, призывая к столу; по расписанию выдергивала на политические занятия, объем которых не выходил за рамки статей в КВС (журнал “Коммунист вооруженных сил”), создавая в коре головного мозга отрицательный, слабо пульсирующий фон.
Море начинало баловать. Я лежал в каюте и думал, насколько часто случайное стечение обстоятельств поворачивает жизненные планы индивидуума на противоположные курсовые углы и, несмотря ни на что, гонит человека к глубинам и мелям бытия. Действительно, можно поверить в судьбу и рок. Фатализм сплошной.
С седьмого класса деревенской восьмилетки я шлифовал свои знания бессистемно, как и все учащиеся школы. Никаких планов на будущее не имел и довольствовался тем, что жизнь иногда подсовывала пряники в виде самовольной отлучки из дома в кино в колхозный клуб, или удачного набега на соседский сад. И всем был доволен.
Лето 1968 года внесло определенную сумятицу в чувства и дало информацию к размышлению. К сестре моей, Елене, начал женихаться молодой моряк из соседней деревни. Аркадий Арсентьевич. В черной шикарной фуражке с золотым, чуть позеленевшим крабом, форменной тужурке, опять же, со слегка позеленевшим золотым шитьем, он казался мне, никогда не видевшему моря, олицетворением романтики и мужества, морского благородства и свойственного только морякам непоказного превосходства бывальщины над деревенской обыденностью. Красочные рассказы, иллюстрированные множеством фотографий, красивые заграничные безделушки и плащи “болонья”, бывшие тогда в дефиците, сыграли свою коварную роль в моей жизни. Отныне на вопрос “кем ты хочешь быть”, ответ следовал лишь один:
– Моряком.
Однако, родители воспринимали это заявление со свойственной патриархальщине снисходительностью. И после окончания восьмилетки, повелением родительского указа я направлен был в городской поселок Желудок (не путать с желудком) для сдачи конкурсных экзаменов на поступление в медицинское училище. Однако в сочинении, которое было предложено к написанию абитуриентам, я намеренно сделал в каждом слове по ошибке, удивив своей дремучестью видавших чудеса лингвистики, орфографии и синтаксиса преподавателей. Получив единицу и навсегда записав себя в непревзойденные интриганы и авантюристы, несостоявшийся фельдшер на попутном тракторе с прицепом прикатил домой к вящему неудовлетворению родителей. Позеленевшее золотое шитье на погонах второго механика теплохода “Морской” класса “река-море” начало свою коварную работу. К тому же, родившись под созвездием Козерога, я однажды прочитал в гороскопе: “Мужчине, родившемуся в период с 21 декабря по 21 января, присущ дух бродяги, дух моряка, дух авантюриста”. И мудрость древних астрологов укрепила меня в решении во что бы то ни стало – быть моряком. А уж объявив всем своим знакомым девчонкам об этом решении и повторяя навязчивую идею ежедневно всем и каждому вслух, не стать моряком я уже не мог, как не могла не сгореть Воронья слободка в городе Черноморске.
– Хирургу сочно прибыть в амбулаторию.
Такая команда может означать только одно – с кем-то случилась беда. Через несколько секунд моему взору предстал моряк с наложенным на правое плечо жгутом и разорванной на две части кистью. Рядом хлопал крыльями начальник медицинской службы.
– Ах, ах! Я не знаю, как вы справитесь! (Это ко мне). Ах, ах! Анатомия кисти очень сложна! Ах, ах! Травматизм... Ах, ах! Инвалид! Ах, ах! Ленинград! Ах, ох!
Операционная был развернута быстро, и я приступил к своей первой в море сложнейшей операции. Только специалист может понять, насколько непросто шить из лоскутьев сухожилий и сосудов, если к тому же палуба уходит из-под ног. Через четыре часа ювелирной работы кисть моряка была восстановлена. Пострадавший занял свое место в корабельном лазарете. Что же произошло?
Крейсер отрабатывал заправку топливом кильватерным способом на ходу. Для того, чтобы передать топливные шланги с танкера-заправщика на крейсер, вначале подается тонкий трос-линь, на конце которого укреплена “кошка” с тремя или более острыми крючьями. Матросы, схватив поданный бросательный конец, посредством его втягивают на корабль шланги и подсоединяют к приемным горловинам цистерн. При заправке кильватерным способом шланги подаются с носа танкера на корму заправляющегося корабля, или, наоборот, с кормы танкера на нос корабля, принимающего топливо. Работа связана с определенным риском и требует от команды высокой слаженности и сноровки.
В момент, когда этот самый матрос схватил бросательный конец, корма крейсера была внезапно поднята волной метра на три. Острый крюк кошки вонзился в основание ладони, и в мгновение ока разорвал кисть надвое. И хорошо еще, что товарищи успели схватить неудачника и не дали упасть ему за борт. При состоянии моря три балла и более, да еще ранней весной в Татарском проливе при температуре воды + 1 (+ 2) градуса, вероятность спасения человека практически равна нулю.
