Вечер уже перешел в ночь. На горизонте брезжило распаренное, искрящее холодным северным потом утро. Мышечная система отдыхающих требовала покоя. Нервные центры, ответственные за положительные эмоции, нуждались в разрядке. Накопленное в головном и спинном мозге электричество искало возможности короткого замыкания, что тоже было предусмотрено боевыми расписаниями и оплачено по счетам.
На крейсер собирались к обеду следующего дня, приводя на ходу в порядок перья и зализывая раны. Воздушность походки, горящие глаза и необычное возбуждение, царившее в лейтенантской среде, свидетельствовали о том, что “активный отдых” по Павлову благотворно влияет на любые, тем более морские организмы. В ход пошли утюги и бритвы, наводя глянец и лоск на внешний вид военморов, готовящихся вновь “по зову боевой трубы” ринуться в бой, как только солнышко спрячется в сопках северной части Хабаровского края. Тренировки и учения на флоте обязательно должны повторяться несколько раз, чтобы выработать у личного состава “высокий профессионализм и боевую слаженность”. Дежурная смена с завистью взирала на тех, кто нетерпеливо ждал восемнадцати часов, имея возможность вечером покинуть свои любимое бронированное детище.
Две недели активного отдыха подошли к концу. Энтузиазм масс, подогреваемый на политических занятиях рассуждениями о войсковом товариществе и дружбе, постепенно слабел. Причина жизненна и прозаична: в карманах военспецов катастрофически уменьшалось количество билетов, свидетельствовавших о заботе партии и правительства о вооруженных силах. Любой зеленый мичман при этом убежден, что “забота” чаще всего призрачна и явно преувеличена в исторических решениях партийных съездов и речах дорогого Леонида Ильича.
Прощальный ужин, имеющий целью красиво хлопнуть дверью местного кафе и удалиться из гостеприимного уголка Хабаровского края по-английски, съел последние карбованцы из тощих бумажников лейтенантов, тем самым подогрев их стремление к морским походам и любовь к морю, состоялся. Прощальные клятвы и даже некоторое количество лицемерных слез исторгнуты из томящихся предстоящей разлукой сердец. Труба звала...
Так веселей играй, труба!
И пусть горчит поцелуй на губах.
Утром крейсер ушел за горизонт. Прощай, Советская Гавань! До встречи в будущем.
Глава 19
ОЧЕРЕДНАЯ СТУПЕНЬ
Ранним майским солнечным утром Владивосток ласкал борта кораблей водами Золотого Рога на причале номер 33. Я стоял на пирсе и думал о несжатой черной полосе, наводящей грустную думу. За десять месяцев своей флотской деятельности и карьеры, я сумел разобраться в следующих вещах:
1. Крейсеру никогда не ходить в жаркие страны – он слишком стар и будет отправлен в клинику на неопределенный срок.
2. Божков слишком хитер и ловок – он обязательно уедет к теще.
3. Я слишком молод плюс энергичен. Следовательно, буду оставлен в качестве начмеда стоящего в заводе старика.
Из этих вещей следовал только один вывод: надо “делать ноги”, если хочешь понюхать прелесть настоящих походов. Но как это сделать, если родители в этом вопросе неспособны помочь, так как звание их во флотской иерархии очень высокое – колхозники?
Но видно черная полоса в указанный момент оказалась на исходе. Водораздел обозначился в лице неожиданно подошедшего ко мне капитана второго ранга Янина.
– Здорово, лейтенант! Как служба?
Вопросы “кадровика” всегда таят в себе два смысла, если не все пять. Это тоже флотская аксиома: “Кадры решили – и все!”
– Здравия желаю! Нормально, – воодрузив на лицо американскую улыбку, ответил я.
– Нравится на крейсере?
Это уже ближе к телу.
– Конечно! Мне служба – всегда праздник... Но есть одна закавыка, товарищ капитан второго ранга, – крейсер в завод скоро встанет, а я в море хочу.
Шуба с царского плеча всегда приятна награждаемому. Но не менее приятно и царю дарить царские подарки: сознание собственной значимости и превосходства. Иначе в цари не было бы столько кандидатов.
Окинув меня оценивающим взглядом покрасневших лет тридцать назад глаз, работник кадрового органа вдруг спросил:
– Как ты смотришь на то, чтобы уйти на учебный корабль “Бородино” начальником медслужбы?
– Исключительно положительно.
– Ну-ну.
Краткость флотского диалога всегда приятна, несмотря на некую ее однобокость. Вопрос – ответ. Вопросы всегда задает старший. Младший имеет на них право только на занятиях по тактической или специальной подготовке. Вопросы на занятиях по политической подготовке не приветствуются, так как руководитель занятия может усмотреть в них крамольный смысл.
Краткий диалог, приведенный выше, выписал заказ-квитанцию на пошив шубы для лейтенанта. Через три дня, приказом командира эскадры, я был назначен на УК “Бородино” в качестве начальника медслужбы, несказанно огорчив этим своего шефа.
– Ах, ах!
Собрав свой тощий чемодан, я навсегда покинул уютную каюту на ставшей родной броневой палубе. До свидания, дружище “Пожарский”! Спасибо тебе за все. Не грусти.
XXX
Учебный корабль стоял рядом. На тридцать третьем причале. Он только что совершил переход из Кронштадта во Владивосток с попутным посещением портов Анаба (Алжир), Севастополь (СССР) и Бомбей (Индия). Округлые обводы кормы, высоко поднятые над водой, напоминали неоднократно рожавшую и любящую сладости женщину. И даже торчащие стволы мелких по калибру пушщенок не убеждали, что этот корабль – военный. Грустно я оглянулся на стремительно-хищные обводы покинутого красавца. Но грустить было поздно. В кармане лежало предписание к новому месту службы. Судьба сделала свой непредсказуемый зигзаг. Каждый человек – кузнец. Вот и куй свое счастье.
Поднявшись по высоченному трапу на ют, я был встречен стройным энергичным лейтенантом, лицо которого было покрыто угрями, именуемыми в медицине “вульгарными”, а на флоте – “хотимчиками”.
– Дежурный по кораблю лейтенант Мегердичев. А ты кто? – ошарашил меня стремительным маневром на сближение будущий сослуживец.
– Иванов Петр. Прибыл к вам на борьбу с дизентерией, – представился в свою очередь я.
Вызвав дежурного по низам, Мегердичев приказал ему провести доктора в каюту, предварительно сделав запись в вахтенный журнал, тем самым оформив прописку в новой для меня квартире.
Оставив вещи в каюте, облачившись в парадную тужурку и привесив на пояс кортик, я пошел представляться командиру.
Устав обязывает представиться командиру в случаях назначения на должность и присвоения очередных воинских званий. Однако любой старпом и зам по ПЧ сочли бы себя обиженными, если бы вновь прибывающий не представился каждому из них. Хотя устав и освобождает военморов от подобной чести. Явное упущение в азбуке флотской службы. Ведь обида, застрявшая в сердце начальника, может впоследствии перерасти в личную неприязнь, которая – в свою очередь – гарантирует гибель нескольким миллиардам нервных клеток в мозгу подчиненного.
