не умереть глупцом. Потом, у тебя есть шахматы, это язык интернациональный.
– Я много думал сегодня именно об этом, дорогой Александр Иванович, – с жаром произнес Алехин. – Кроме жизни реальной, есть еще прекрасная жизнь в искусстве. Сколько неудачников находили утешение и счастье в любимых занятиях, создавая произведения для будущего. А у меня так много интересных задач впереди. Вот я стал чемпионом мира. Что это, конец, завершение всего, что я мог сделать в шахматах? Ни в коем случае! Это только начало. Я должен подняться па еще большие высоты, свершить все, что я способен свершить в шахматном искусстве. В этом будет отныне смысл моей жизни! Я не намерен погибать, со мной мои любимые шахматы, и мне, конечно, лучше, чем вам. Мои произведения – красивые шахматные партии – понимают во всех уголках мира. Вскоре узнают все люди, любящие таинственное шахматное искусство, на что способен шахматный король Александр Алехин!
– Браво, Саша! Так-то вот лучше! – улыбнувшись, поднял Куприн рюмку и чокнулся с Алехиным. Слабый звон дешевого хрусталя был еле слышен в гомоне подвыпивших посетителей «Мартьяныча».
3
В жизни некоторых художников, поэтов, композиторов, даже тех, кто привык к регулярному повседневному труду, бывают периоды спадов и, наоборот, периоды максимальной творческой активности. В эти моменты их дарование достигает высшего расцвета, из-под их «пера» выходят тогда самые содержательные, самые талантливые произведения, остающиеся жить в веках. Достаточно вспомнить работу Микеланджело над фресками Ватикана или над Давидом во Флоренции, болдинскую осень Пушкина, творческий порыв Чайковского, в несколько недель создавшего «Пиковую даму».
Алехин лишь один первый год бездеятельно царил на шахматном троне. Уже в двадцать девятом году он вновь с головой окунулся в шахматные сражения, и последующие четыре года были годами его неповторимых спортивных и творческих достижений. В десяти турнирах играл в этот период шахматный король и все десять раз приходил в состязаниях первым. С блеском отразил он попытку Боголюбова отнять у него шахматную корону, победил всех гроссмейстеров в турнирах самого сильного состава. «Он расправляется с нами, как с желторотыми птенчиками!» – не выдержав, воскликнул Нимцович, когда Алехин уже на первых ходах разгромил его позицию на турнире в Сан-Ремо. Победа в этом состязании избранных, так же как и новый триумф Алехина на следующий год в Бледе, до сих пор считается образцом турнирного превосходства самого выдающегося шахматиста над современниками.
Матч на первенство мира по шахматам между чемпионом мира Александром Алехиным и претендентом на это звание Ефимом Боголюбовым (1889–1952) проходил с 6 сентября по 12 ноября 1929 г. в различных городах Германии и Нидерландов.
Не только сила игры Алехина восхищала любителей шахмат. Каждая сыгранная им партия вызывала восторг всех, кто способен оценить острые тактические стычки, смелые наскоки или запутанные комбинации. Все было в партиях Алехина: вихрь в атаке, каскад выдумок в тактических битвах, неистощимая фантазия. «Гений комбинаций» – вот титул, которым наградил шахматный мир своего чемпиона, и каждое новое выступление короля подтверждало это почетное и звонкое прозвище.
У кого хватило бы смелости поднять руку на столь грозного владыку? Притихли гроссмейстеры, да и кто из них мог рассчитывать на успех в сражении с подобным титаном? В тот период лишь начинали свой шахматный путь молодые: Ботвинник в СССР, Флор в Чехословакии. Целиком ушел в математику и философию Ласкер. Один Капабланка делал еще заявки на свои права, однако и он больше состязался с Алехиным не за шахматной доской, а в писании писем, требуя изменения условий, которые сам же выработал, восседая на шахматном троне. Любители так и не понимали: хочет поверженный чемпион играть матч-реванш с Алехиным или нет?
Все, что может желать шахматный владыка, имел Алехин. Бесспорное превосходство над современниками, полную безопасность шахматного трона. Меценаты лишь недовольно отмахивались на чьи-либо просьбы дать денег на матч с Алехиным. Зачем бросать доллары на ветер? У кого есть хоть малейший шанс побить этого гиганта? Шахматный король имел все основания быть довольным. Он мог царствовать безмятежно, наслаждаться шахматной властью, купаться в лучах славы и всеобщего восхищения.
Но уже к концу этого периода на ослепительном шахматном солнце стали появляться темные пятна. То вдруг без нужды ослабит Алехин свою позицию, нарушив самые элементарные шахматные законы, то проиграет партию, проведя ее столь слабо, что подобной игры устыдился бы рядовой мастер. Вначале эти погрешности утопали в общем блеске, но с каждым турниром становилось яснее, что в творчестве чемпиона происходит какой-то кризис. Удивлялся шахматный мир, вопросительно переглядывались гроссмейстеры, наблюдая срывы Алехина. Временное это явление или начало заката? Что происходит с шахматным гигантом, какой вредоносный недуг истачивает его мощный шахматный организм? Люди спрашивали друг друга, но кто из них мог ответить на эти вопросы? Кто?
…Алехин условился встретиться с Флором в два часа в кафе «Амбассадор». До встречи оставалось больше часа, и он решил еще погулять по центру города. Алехин любил столицу Чехословакии Злату Прагу, ему нравился веселый добродушный чешский народ; мягкие звуки славянской речи напоминали его родину. Но самое главное, здесь он попадал в среду истинных любителей, хорошо понимающих и ценящих шахматное искусство. Если в некоторых других странах шахматного чемпиона часто расценивали как какого-то своеобразного эквилибриста, то в Чехословакии большинство любителей принимало Алехина как настоящего служителя искусств, создателя чудесных шахматных произведений. Поэтому и требовали от него здесь не изнуряющих сеансов вслепую, не рекордных выступлений на многих досках, а консультационных партий, небольших сеансов с часами. В таких состязаниях речь обычно идет не о выдержке, не о рекордах; в подобных показательных играх любители могут наблюдать настоящее мастерство, понять глубину мысли выдающегося гроссмейстера. Быть может, этому способствовало и то обстоятельство, что Чехословакия – страна замечательных шахматных традиций, давшая выдающихся гроссмейстеров – Рихарда Рети, Ольдриджа Дураса, Соломона Флора.
Дважды обошел Алехин вокруг Вацлавской намнести. Ровные спокойные строения центральной площади Праги невольно успокаивали его, воздух слегка морозного зимнего дня приятно освежал. Вдруг за стеклом одной из витрин магазина он увидел знакомую фотографию. «Опять», – подумал Алехин, и его невольно охватило чувство досады и зависти. Подойдя поближе, он увидел большой портрет Флора, водруженный над целой пирамидой ботинок фирмы «Батя». Огромный плакат перерезал наискось окно, крупные буквы призывали чехов: «Покупайте ботинки фирмы «Батя», именно нашу обувь носит Сало Флор». Всего час назад Алехин видел такой же рекламный призыв на окне магазина мужских сорочек, раньше он встречал такие же витрины с выставленными напоказ «флоровскими» тапочками, одеколоном, сигаретами, хотя Флор никогда в жизни не курил.
«Завидуешь, – упрекнул сам себя Алехин. – Ты же всю жизнь считал зависть чувством низменным, недостойным». Еще в юности Алехин выработал привычку периодически делать строгий и объективный анализ каждого своего
