до сих пор: что бы мы ни наблюдали в наши дни, во времена, о которых идет речь, ораву мистиков возглавлял сам глава государства, то есть государь император, в чем от него не отставали иные из сановников. Александр от этой самой всей и всяческой мистики фанател так, как потом нервные дамочки будут фанатеть от Кашпировского. Неформальным «министром по делам мистики» при нем состояла баронесса Крюденер, получившая должную «профессиональную подготовку» не где-нибудь – в долине Рейна, а тамошние места считались этаким всеевропейским центром мистики и оккультизма. А вполне себе официальное Министерство духовных дел и народного образования, возглавлявшееся князем Голицыным, не без веских причин острословы называли министерством затмения.
Чтобы подробно рассказать о том времени, понадобилась бы отдельная – и немаленькая – книга. Поэтому постараюсь быть кратким…
Увлеченно предавались всему, что имело хоть малейшее отношение к мистицизму, оккультизму, каббале, нумерологии (сиречь «цифровой магии») и всем прочим разновидностям тогдашней «экстрасенсорики». Спиритизмом не занимались исключительно оттого, что он еще не появился на свет. Зато действовало множество «богоискательских кружков», для «познания Господа» использовавших те самые методики, которые в наше время именуются «медитации». А также практиковали самые натуральные сектантские «радения» – благо, видя благоприятное сочетание звезд, на свет божий выползли разнообразные сектанты (в том числе, под шумок, и вовсе уж не имевшие отношения к религии скопцы, то бишь персонажи, широко практиковавшие кастрацию новообращенных обоего пола). Кружки эти состояли из высшей знати, и посещать их считалось прямо-таки гламурным и среди тех, кто ни в какую мистику не верил – например, частенько туда захаживал губернатор столицы граф Милорадович (тот самый, впоследствии убитый киллером декабристов Каховским). Все прекрасно знали, что к этим тусовкам, пусть и не посещая их, откровенно благоволит сам государь император – так что следовало засвидетельствовать почтение и колебаться исключительно вместе с линией партии…
Старательно штудировали труды «классиков жанра» – вроде книг оккультистов Сведенборга и Аррениуса. Астрологию тоже не обходили вниманием – появились теории, что звезды не только влияют на судьбу отдельно взятых людей, но и руководят историческим процессом, так что все, чему предстоит быть, уже заранее предопределено и расписано звездами Аш-Шааб и Аль-Маруф. (Те, кто читал прекрасную «Повесть о Ходже Насреддине» Соловьева, должны помнить, сколь важную роль в человеческой жизни играет звезда Аш-Шааб – ну, по крайней мере, в этом старательно уверял эмира бухарского Ходжа Насреддин, чтобы тот снизил налоги и не лез к любимой девушке Ходжи.) Не ограничиваясь звездами, немало мистики развели вокруг объявившейся на небосклоне в 1819 году кометы, ни в чем таком не виноватой. Шли довольно мутные игры вокруг перевода Библии с церковнославянского на современный русский язык, против чего упорно выступали некоторые православные иерархи, и наверняка не по «невежеству» либо «мракобесию» своему.
Мистические секты плодились, как кролики. Сплошь и рядом их возглавляли субъекты духовного звания: протестантский пастор Линдль, католик Госнер, православный священник Родион Кошелев (не сельский попик из глуши, а частый собеседник государя императора, особа в некотором роде светская). Впервые в истории России у мистиков появился свой печатный орган: журнал «Сионский вестник» – причудливый винегрет из масонских идей, оккультизма и всевозможных «духовных поисков» в стиле вышеописанных «богоискательских кружков». Название это не имеет никакого отношения ни к палестинской горе Сион, ни к сионизму, которого тогда просто-напросто не существовало, – отец-основатель сионизма Теодор Герцль то ли пребывал в самом нежном возрасте, то ли вообще еще не появился на свет (с ходу не вспомню, но это в принципе для нашего повествования и несущественно). Хитрушка в том, что «Сион» был для тогдашних мистиков одним из главных и часто употреблявшихся «рабочих терминов» – как у нынешних любителей экстрасенсорики «чакры» и «астралы».
Имело место то, что мы частенько можем наблюдать и в наше время: всевозможные сектанты мило улыбались и твердили со слезами на глазах о братской любви, духовном единении и прочих приятных вещах наподобие доброты и терпимости. Однако на деле против всяческого инакомыслия выступали активно и жестко – благо имели поддержку в самых что ни на есть верхах. Некий Станевич, из «ортодоксов», выпустил брошюру «Разговор о бессмертии над гробом младенца», направленную и против «Сионского вестника», и против «Победной повести» Юнга-Штиллинга, крайне вольно, с точки зрения традиционного православия, толковавшей Апокалипсис. Станевич не призывал ни к каким запретам по отношению к своим оппонентам – дискутировал, и не более того. Однако его, быстренько нажав нужные пружины, выслали из Петербурга в двадцать четыре часа. А ректора Петербургской духовной семинарии архимандрита Иннокентия, в качестве духовного цензора разрешившего «Разговор» к печати, быстренько отправили на другую церковную должность в Пензу – тогдашнее захолустье. Такие вот были белые и пушистые богоискатели, проповедники братской любви…
Тогда не особенную братскую любовь проявил глава «министерства затмения» Магницкий, устроил форменную чистку Петербургского и Казанского университетов, убрав оттуда профессоров – сторонников «ортодоксальных» взглядов и в соответствующем духе почистив университетские программы. Страсти вокруг помянутого перевода Библии накалились настолько, что одно время всерьез опасались нового церковного раскола. На манеже, то есть в Петербурге, объявились еще и квакеры, как будто без них было скучно. Квакеров «продвинутая» публика встретила с распростертыми объятиями: они в своем «богоискательстве» использовали практики, во многом напоминавшие иные сектантские радения с плясками и бодрыми воплями – так что моментально стали своими в доску и социально близкими, добавив в происходящее шизофренического веселья. Тем временем московский митрополит Филарет, как будто не было более важных дел, отправил в Цензурный комитет жалобу на Пушкина, усмотрев нешуточное оскорбление Церкви и вообще православия в строчке из «Евгения Онегина» «…и стаи галок на крестах». Хотя Пушкин всего-навсего описал одну из непременных деталей городского пейзажа – на церковных крестах часто сидели стаями и галки, и другие пернатые – сгонять их оттуда было бы предприятием нереальным. В Цензурном комитете сидели люди не особенно «продвинутые», а потому жалобу как-то сгладили…
Одним словом, творилось черт знает что. Не то чума, не то веселье на корабле… Веселухи добавляли скопцы – была у них милая привычка объявлять своими знаменитых людей, которые уже из-за гроба протестовать и опровергать не могли (например, фельдмаршала Суворова). Кто-то из них произвел на свет очередную историческую сенсацию: скопцом, оказывается, был и знаменитый полководец Смутного времени Михаил Скопин-Шуйский. Иначе почему он звался Скопин? Скопец, ясен пень!
Персонаж то ли дурковал, то ли плохо знал зоологию. «Скопин» и в самом деле было прозвище Михаила Шуйского (в те времена прозвища сплошь и рядом прибавляли к фамилии еще и для того, чтобы легче было отличать
