Я осталась одна. Совсем одна. Ни одного женского голоса, даже ни единого голоса феминистки в мою защиту. Франсуа отгородился от меня равнодушием, словно проблема его не касалась. Меня наградили постыдным прозвищем, но его это не беспокоило.
Коллега из “Пари-Матч” как-то отпустил остроту, которая очень быстро разлетелась повсюду: он сказал, что я “ротвейлер” Франсуа Олланда, его сторожевая собака. Шутка имела успех. В наши дни злословие – настоящая напасть, хотя в кругу друзей оно порой даже полезно. Однако оно может иметь тяжелые последствия, когда люди потихоньку предаются жестоким играм со всем миром в социальных сетях. По мнению американских исследователей, интернет-сообщества способствуют распространению “эпидемии дискредитации” и “культуры унижения”.
Тогда я еще не умела противостоять нападкам, потом научилась. Мне приходилось тяжело, я чувствовала себя замаранной. Это моя ахиллесова пята. Все эти книги и злые шуточки нанесли мне серьезный урон – такой, что я едва не пошла ко дну, – но я старалась ничем не выдать себя перед детьми, потому что они тоже попали под удар. Мне следовало держаться, хоть это было невыносимо. Еще в молодые годы я научилась сражаться с противниками, и это исказило мой взгляд на мир. Поскольку мне повсюду мерещились враги, их действительно стало много.
Тем не менее я знала, что не меня одну постигла такая печальная участь. Вспомнились слезы Карлы Бруни-Саркози при передаче президентских полномочий. Первые леди других государств также признались мне, что каждой из них рано или поздно пришлось испытать на себе давление прессы.
Надо отметить, что в разных странах упреки прессы к первым леди примерно одни и те же. Жены глав государств подозреваются во вмешательстве в дела мужей, амбициях, которых хватает на двоих, необоснованной растрате государственных средств… Слухи наносят серьезный ущерб их репутации.
Одна из них поведала мне, что ее постоянно обсуждают, и это причиняет ей боль: она сумела “прибрать президента к рукам”, потому что на двадцать лет моложе супруга. Я подумала, что хоть это мне не смогут вменить в вину. Кстати, когда мы стали встречаться, Франсуа не был еще даже председателем генерального совета!
Во время одной из вечерних встреч меня развеселила супруга японского премьер-министра Абэ. Она рассказала, каким подверглась поношениям за то, что поддержала одного из своих друзей на выборах в Палату советников. Вспомнив пресловутую историю с твитом, я немного утешилась. Она сказала, что теперь, стоит ей хоть слово произнести, пресса словно с цепи срывается. Нужно отметить, что она решительно выступает против ядерного оружия, даже если ее супруг склонен принимать иные решения…
Я по-настоящему подружилась с женой бывшего президента Мали. Даже сейчас, когда я не занимаю никакого положения, Минту Траоре продолжает регулярно со мной общаться. Когда в мае 2013 года я впервые отправилась в поездку одна, без президента, именно она принимала меня в Мали. В это самое время президент Мали во Франции вел переговоры с Франсуа, и это символично. Удел мужчин – военные проблемы, женщин – гуманитарные.
Мы отправились в Гао вместе с участниками операции “Сервал” на военно-транспортном самолете “Трансаль”. Я попала в тот мир, который совсем не знала, и поняла, как благородна миссия военных. Я взволнованно наблюдала за ними на месте событий, когда они помогали населению, измученному бесчинствами джихадистов.
Нам показали школу, в которой не было ничего: ни столов, ни стульев, ни книжек, ни карандашей. Мы привезли школьное оборудование. В разграбленной больнице я зашла в палату, где лежали молоденькие роженицы. Одна из них только что произвела на свет двойню – девочку и мальчика. Им было часа два от роду. Их еще никак не назвали. Минту решительно положила их мне на руки и заявила:
– Вот этот – Франсуа, а эта – Валери!
Все покатились со смеху. Сделанное там фото вызывает у меня одно из самых приятных воспоминаний. У меня глаза полны слез, которые я пытаюсь сдержать. Если эти малыши и вправду получили наши имена, я еще больше желаю им счастья…
Мы пообедали в палатке, в военном лагере, среди солдат и их командиров, было 45º в тени. Везде, куда бы я ни приезжала, я должна была сказать людям хоть несколько слов, а иногда даже произнести короткую речь. Делать я это не умела и старалась импровизировать. И постепенно начала понимать, какое удовольствие испытывает Франсуа, переживая такие моменты.
Нас предупредили, что приближается буря, дождь полил как из ведра. Люди стали разбегаться. Это был первый дождь за сезон. Журналисты смеялись и говорили, что я унаследовала от Франсуа его дар: стоит ему где-то появиться, как сразу начинается дождь, и так было с первых дней его президентства. Ветер усилился, и нам пришлось поторопиться с отъездом.
В Бамако я посетила больницу и сиротский приют. То, что я там увидела, останется у меня в памяти навсегда: десятки новорожденных младенцев с дыхательной недостаточностью, сильно недоношенные. Шансы выжить невелики. Когда мы вернулись, то отправили группу врачей с поручением выяснить, почему столько новорожденных страдает подобными недугами. И я конечно же не смогу забыть ясли для детей-инвалидов. Все они, независимо от увечья, сидели рядком прямо на полу в мрачном коридоре.
В Мали наложили запрет на усыновление детей иностранцами. Я твердо решила вступить в переговоры с правительством, которое аннулировало уже полученные шестьюдесятью двумя французскими семьями разрешения на усыновление. Новый закон отменил предыдущий, и семьи лишились надежды на появление у них малыша. Во Франции незадолго до моего отъезда ко мне несколько раз обращались представители “усыновителей детей из Мали”. Я видела, что они в отчаянии, и обещала помочь, заручившись согласием президента. Но, прибыв на место, поняла: нужно ждать выборов в Мали. Позднее я вернулась к этому вопросу вместе с супругой нового президента. Дело сдвинулось с места. Не сразу, но сдвинулось. Семьи до сих пор со мной на связи. Очень надеюсь, что у них все получится… Перед самым отъездом из Мали была созвана пресс-конференция. Мадам Траоре задали вопрос об участии Франции в малийских делах. Последовал взрывоопасный ответ: “Когда мужчина ложится спать, у него нет готового решения. Он его принимает вместе с той, что рядом с ним. А та, что с ним спит, это как раз Валери”. И аудитория действительно взорвалась… от хохота. В Мали эмоции бьют через край. Я понимала Франсуа, когда он как главнокомандующий отправился в Мали после начала военной операции. Но не тогда, когда он заявил, что “это был самый прекрасный день в его политической жизни”. Не прошло и минуты, как я отправила ему эсэмэску с упреками: “Если самый прекрасный день в твоей политической жизни – не тот, когда тебя избрали президентом, значит, это была ошибка”. Да, я с ним не церемонилась, это правда. Но кто еще посмел бы сказать правду ему, вечно окруженному льстецами и подхалимами? Боюсь, никто. Отныне он не желал слушать критику. Следовало молчать, чтобы не получить взбучку.
