Впервые на Шпицберген лечу самолетом. Полет как полет, «Ту» как «Ту», всего несколько часов в воздухе. Почему-то это обстоятельство вызывает у меня чувство сожаления.
С учетом той работы, которую мне предстоит выполнить в самом конце июня, когда практически вся экспедиция уже в поле. Мне нужно, чтобы ледники побольше освободились от снега и четче обозначились границы питания, чтобы таяние «проявило» различные виды льда, с которыми предстоит столкнуться, — обычный ледниковый, наледный, так называемый «мертвый» лед[16] и т. д.
Вот и взлет, и насыщенный зеленью различных оттенков пейзаж средней полосы где-то под крылом спустя час-полтора сменяется хитросплетением кружев озер и речек Карелии. Ландшафт суровеет на глазах, и Хибины в кавернах древних ледниковых цирков выглядят с высоты полета мрачно-неприступными. Потом плоской рыжеватой глыбой проплывают очертания полуострова Рыбачий в пухлом облачном обрамлении, сквозь которое временами пробивается морская голубизна, лишь однажды прочерченная прямым следом от корабля.
Шпицберген укутан в плотную облачность, и видеть его с высоты полета рейсовых «Ту» мне не пришлось. Привычно закладывает уши, за окнами проносятся клочья сырой облачности, знакомая тряска и броски при снижении.
Пробиваем облачность, и под нами плывет густо-синий Ис-фьорд, подернутый рябью. Знакомые очертания гор. Ледники между ними по долинам вытянулись к морю, на глади которого — целые эскадры айсбергов.
Погода довольно сумрачная, и самолет, вдруг ставший таким большим и неуклюжим, с трудом протискивается в тесную долину Адвент. От этого становится чуть-чуть не по себе. Когда колеса шасси упруго встречаются с бетоном полосы, чувствуешь облегчение.
Вот я и вернулся, здравствуй Шпицберген! Как ты тут без меня?..
Лето в этом году не спешит. Снега, пожалуй, больше чем обычно. Следовательно, облет намеченных объектов лучше делать не сейчас, а в августе, который в этих местах бывает порой самым теплым месяцем. Июль же посвятить пешим маршрутам.
Распределяю свое время примерно поровну для работы с археологической экспедицией и с одним из наших отрядов. Археологи должны обосноваться в Фармхамне (той самой, где я впервые знакомился с руинами поморских поселений в 1967 году), район меня вполне устраивает. В ее окрестностях много ледников, которые оканчиваются на суше. Кажется, дешифрирование здесь будет делом непростым, потому что и поверхностные морены, и наледи, и «мертвый» лед — все здесь словно завязано в тугой узел, когда отличить одно от другого весьма непросто. Неподалеку, всего в одном переходе, — бухта Трюгхамна, где ледники, недавно достигавшие моря, теперь сокращаются, выходят на сушу. Еще один достойный объект для работы.
Начинать и завершать сезон мне, таким образом, предстояло работами по полевому дешифрированию космоснимков. В Фармхамну археологи забрасывались вертолетом 9 июля, причем в условиях скверной погоды. Однако это не главное. Больше меня беспокоит, как сложатся отношения с «гуманитариями» — ведь как и в каждом монастыре, в каждой экспедиции свой устав. Забегая вперед, скажу, что отношения у нас установились самые наилучшие. Археологи, хотя в Арктике работали недавно, оказались вполне полевыми ребятами — без предрассудков и с широким кругозором. Поэтому никаких проблем у нас не возникало, зато польза была взаимная.
Хотя высадка из-за тумана едва не сорвалась, одновременно с организацией базового лагеря меня со студентом, которого любезно дал мне в помощники начальник археологов Старков, забросили за ледник Эйдем. Управились мы здесь довольно быстро и благополучно вернулись в лагерь.
Сличая результаты предварительного, камерального, прочтения снимков с тем, что мы увидели в «натуре», я убедился, что наледи не очень существенно искажают общую картину, причем даже при самых неблагоприятных условиях. А вот с «мертвым» льдом дело обстоит значительно хуже. Его и на местности непросто «отбить» от обычного ледникового покрова, на космоснимках же тем более! Обнаружились и другие «разночтения», обусловленные недостаточной разрешающей способностью снимков, их качеством в целом. Но не только этим, но и недостатком опыта в их дешифровке. Но, как говорится, лиха беда — начало. Опыт придет потом.
Теперь следует перенести информацию по результатам нашего маршрута со снимка на карту и сравнить, что совпадает, а что нет. Забегая вперед, отмечу, что совпадение, в общем, получилось неплохое.
Ледник Эйдем показал, что наши опасения в части наледей преувеличены. Их размеры в сравнении с изменениями ледников невелики.
Ледник Эйдем мы пересекли спокойно, миновав все опасные места стороной, а вот выход к лагерю проходил в сложной обстановке. Кромка тумана проходила по южному берегу бухты Эйдем, и дальше по пути все ориентиры словно растворились в туманном месиве или же приобрели совершенно фантастические очертания. Тем не менее входной ориентир в бухту Фармхамна — скалу конических очертаний — я опознал, несмотря на то что прошло уже пятнадцать лет с того дня, когда я ее видел.
Лагерь археологов выглядел очень капитально. Да, они устраиваются основательнее, чем мы в наших полевых лагерях, — палатки на деревянном каркасе, с большой чугунной печкой, со столом и даже походной мебелью. Им стоять здесь, пока объект не будет изучен полностью.
Правда, их снаряжение по сравнению с нашим тяжеловато, но это все рабочая специфика.
Наши работы в полном смысле оказались совместными. Руководитель археологов В. Ф. Старков снова дал мне для сопровождения студента А. Фараджева. Когда начались рекогносцировки побережья, мы с ним поменялись местами: мне пришлось выступать в роли проводника при повторном пересечении Эйдема. Причем маршрут оказался удачным: мы обнаружили остатки русского становища где-то на полпути между бухтой Эйдем и устьем Санкт-Юнс-фьорда. Успешным был и маршрут В. Ф. Старкова в бухту Уилкинс. Все вместе означало, что восточный берег пролива Форлансуннет был освоен поморами не меньше, чем западное побережье Земли Норденшельда, где разновозрастные следы пребывания поморов располагались друг от друга в нескольких километрах.
Нашу стоянку 1967 года — колышки от палатки, очаг из камней и даже лунку с талой водой — мы также обнаружили, что стало предметом шуточных упражнений на тему «великих открытий».
Продолжая работу по программе, мы выполнили привязку и дешифрирование концов ледников Венерн и Веттерн, а позднее вместе и с А. Фараджевым перебрались в бухту Трюгхамну.
Финал десятидневного пребывания иа северном берегу Ис-фьорда приобрел несколько драматический характер, возможно, по моей вине. Погода в те дни стояла мерзкая, и мы с Арсеном решили остановиться не в палатке, а в старой полуразвалившейся лачуге, которая все же защищала от ветра с дождем. По каким-то причинам В. Ф. Старков решил проведать наше житье-бытье и не обнаружил нас в условленном месте. К счастью, в ближайшие дни пролетел вертолет, и беспокойство за нас разрешилось само собой. В. Ф. Старков остался доволен таким финалом, а я понял, что при работе с новыми людьми следует четче планировать свои маршруты, прогнозируя возможные отклонения и варианты.
