1-й генерал:
— Шаповалов грубо разговаривает с женой — этот эпизод надо исключить. (Это из-за фразы: «Ну, чего ты бесишься?» Позже я переозвучил ее на «Чего ты мечешься?» Мне так сказал генеральный директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов: «Женя, не дразни гусей. Переозвучь».)
Я не выдержал:
— А вы-то как со своими женами дома разговариваете?
— Ха-ха-ха!
— Ну вот и ответ на ваши же претензии!
2-й генерал:
— В землянке Шаповалов в расстегнутом кителе. Не положено, не по форме! Надо исправить.
Я вспылил:
— Он же один в землянке! Он и в трусах там мог быть… А вы что, и спите в обмундировании?
1-й генерал осадил меня:
— Шуточки здесь неуместны. Я больше скажу: зачем вы показываете командующего плачущим? Это в глазах подчиненных — подрыв авторитета…
Молчавший до времени Сизов вынужден был вмешаться:
— Ну, думаю, это вы зря. Недавно погибла жена Шаповалова, а сейчас он получил известие, что и сын в бою погиб… Какое же сердце выдержит?.. И плачет он не на людях… Я думаю, что актер и режиссер этим эпизодом показывают не сухаря, а человека…
Генерал словно не слышал генерального директора «Мосфильма». Обращаясь к Горшкову, отчеканил:
— Этот фрагмент из фильма надо выбросить, товарищ адмирал.
3-й генерал:
— Есть в фильме такой эпизод: Шаповалов своим танком вытаскивает грузовую машину из грязюки. Известно, что такой случай был с маршалом Коневым. Зрители будут думать, что фильм о нем… Лучше эту сцену не показывать…
Вот в таком духе почти три часа шло обсуждение. Накидали нам генералы этих «выбросить» пунктов двадцать!..
Бледный Женя Карелов еле выговорил:
— Я понял… Оставить можно только титры…
Знаю, что наши киноруководители ходили потом на прием к самому члену Политбюро, министру А.А.Гречко — умоляли, доказывали, настаивали, просили не губить картину. И якобы он тогда сказал:
— Оставьте нас в покое… Мы до сих пор сами спорим из-за того, кто брал Берлин. Умрем — говорите о нас, что хотите… А сейчас, что можно, исправьте… Что можно…
Да, конечно, кое-что пришлось подстричь. И все равно фильм стал любимым у зрителей! Особенно среди служивых.
Никогда не забыть мне, как приехал я на шефский концерт в один полк. Открылись ворота в расположение части. Вижу, а на плацу — уже строй полка. Духовой оркестр грянул ставшую популярной песню Евгения Птичкина «А ну-ка, шашки подвысь, мы все в боях родились…» из нашего фильма. И навстречу мне строевым шагом — командир. Козырнул, отрапортовал:
— Товарищ маршал Шаповалов! Полк по случаю вашего приезда построен!
Я с трудом проглотил душивший меня комок, прохрипел:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравия желаем, товарищ маршал Ша-по-ва-лов!!! — Солдаты кричали во всю глотку.
А вскоре за картину была нам награда — «Золотая медаль имени Довженко»!
Вот так: смех и грех, радости и печали! И всё в одном фильме и вокруг него…
Летом 1973 года в лесу под Тверью снимался эпизод к фильму «Я, Шаповалов Т.П.». Эпизод назывался просто: «Лидия Русланова в танковых войсках».
Авторы сценария В.Фрид и Ю.Дунский ничего не выдумывали и не изобретали… Известно было, что во время войны знаменитая артистка часто появлялась на передовой, не раз попадая под бомбежки и артобстрелы, и дарила бойцам звонкую русскую песню!.. Не боясь излишней патетики, о Руслановой можно сказать: песня действительно была ее оружием! И в нашу Победу певица по праву внесла свой вклад.
Так что в ткань нашего художественного фильма сцена выступления артистки входила естественно. Но перед режиссером Евгением Кареловым возникла весьма и весьма нелегкая проблема: кто ее, эту женщину, необыкновенно яркую, удалую, ядреную, сыграет? Ведь сама-то Русланова была теперь на три десятка лет старше той, фронтовой… За прошедшие после войны годы пережила она немало: и лагерь, и унижения, и обиду…
Вдоволь потеоретизировав, поспорив на тему, что такое правда жизни и правда искусства, решили пригласить на съемку саму Русланову.
— Так, — сказал в сомнении Карелов. — Жених есть, осталось уговорить невесту… Согласится ли?
Второй режиссер Слава Березко осторожно предупредил:
— Вообще-то, слух ходит, она с гонором… И послать может!..
— Не лучше ли взять хорошенькую артисточку, а голос подставить руслановский, и все дела, — высказался кто-то из ассистентов режиссера.
Карелов вскочил, нервно выхватил у меня окурок, несколько раз затянулся и отчаянно прокричал, ударяя себя кулаком в грудь:
— Да ведь она — настоящая!.. Настоящая же!..
— Ну, чего психовать? Звонить надо! И сейчас же! — посоветовал Березко.
Карелов, тяжело вздохнув, обратился ко мне:
— Семеныч, звони ты… Как коллега коллеге!..
Я старался как можно мягче, дабы не подлить масла в огонь, объяснить, что мой звонок может быть дурно истолкован Лидией Андреевной! С каких это пор артист артиста приглашает в фильм? Так что звонить надо ему, постановщику. На том и порешили: звонить завтра — сегодня уже поздно.
Утром в гостиничный номер ко мне зашел сияющий Евгений Карелов:
— Значит, было так, Семеныч. Троекратно перекрестясь, позвонил. Слышу в трубке на басовитых тонах: «Ал-ле». Я — то да се, пятое-десятое… Мол, без вас, Лидия Андреевна, фильма не будет. А она мне такой вопросик: «Солдаты будут настоящие или статисты переодетые?» Тут я вроде как бы обиделся: «Как можно нашу героическую армию подменять статистами?» — «Тогда так, — басит она мне, — ты, гражданин начальник, посылай за мной машину, а я пока поглажу кофтенку и юбочки…» Я, конечно, как могу благодарю ее и говорю, что спешить не надо… а она мне: «Ты, гражданин начальник, должен знать: солдату кашу и песню надо вовремя подавать!»
Карелов, разгоряченный, отмерил несколько шагов по комнате, сел на подлокотник кресла и с грустинкой проговорил:
— Гражданином начальником назвала меня. Как думаешь, по лагерной привычке или из озорства?
— Вряд ли к унижению можно привыкнуть, — ответил я. — Шутила, конечно. Однако, видать, шутка больно хлестнула тебя…
На танкодроме (место, где велись съемки) все было в движении и все непривычно тихо: команды офицеров и режиссеров подавались вполголоса, вежливо. Во всем чувствовалось напряженное ожидание приезда легендарной артистки.
Солдаты, собрав полевых цветов, с букетиками расселись на траве вокруг танка. Подошла долгожданная машина. Триста солдатских голов повернулись к ней. Смешно и трогательно тянули юноши худенькие свои шейки и во все глаза всматривались в Русланову…
