Мне лично другого такого человека, как Кренкель, в своей немалой жизни встречать не доводилось. И если бы за ним не числились столь славные дела, если бы он был никому не известным, «обыкновенным» человеком, от этого для меня его человеческая ценность не убавилась бы ничуть
Требовательность отлично уживалась в Кренкеле с редкой добротой и благожелательностью к товарищам по работе. Конечно, никто не вёл «статистику» неисчислимых добрых дел Эрнста Теодоровича. А жаль! Я не припомню случая, чтобы он отказал кому-нибудь из тех, кто приходил к нему за помощью, – если, конечно, просьба была оправдана. Для него не было пустяков, и если кому-то надо было поставить телефон – он добивался этого. И если кто-то остро нуждался в улучшении жилищных условий – он добивался этого. Причём никогда не стеснялся обеспокоить высокое начальство, от которого зависело дело». («Наш Кренкель», 1975).
Работать в НИИ ГМП Кренкель начал с лаборатории автоматических радиометеорологических станций. У него был большой опыт практического использования подобной аппаратуры в сложных условиях Арктики. Всё это позволило Эрнсту Теодоровичу очень быстро проникнуть в суть проблемы, подсказывать наиболее выгодное решение. Он был хорошо осведомлён даже в весьма далёких от его радиотехнической специальности отраслях знаний.
Летом 1954 года институту поручили создание морских гидрометеорологических систем. Для этой цели была организована новая лаборатория, руководство которой поручили Кренкелю. Через два года на её базе создали отдел, добившийся серьёзных успехов. Конструкторы разработали систему непрерывного измерения температуры воды на различных горизонтах и элементов морского волнения – гидрометеорологический измерительный комплекс на плавучем буе. Эрнст Теодорович был не только блестящим организатором, но и непосредственным участником создания этой сложной аппаратуры. Над автоматическими системами он работал многие годы и, став в 1969 году директором института, курировал это направление. Когда конструктор Г.Н. Соловьёв завершил разработку новой АРМС, Кренкель вместе с ним вылетел на Камчатку, где устанавливались первые образцы. На вертолёте они облетели весь полуостров, выбирая подходящие места.
Известны случаи, когда дело тормозилось из-за отсутствия какой-либо дефицитной детали. И если никто из сотрудников не мог сдвинуть дело с места, Эрнст Теодорович брался за него сам, ехал куда нужно, тратил иногда недели, но с пустыми руками не возвращался. Для него не существовало мелочей, так называемой «чёрной» работы. Бережно относясь к чужим мыслям и идеям, терпеливо и с интересом выслушивал доводы участников научных дискуссий. Если убеждался, что предложение перспективно, делал всё для его реализации, но требовал чёткости в работе. Отдавая приоритет службе, Эрнст Теодорович много душевных сил и внимания уделял семье. Слово писателю В.Г. Лидину:
«При всей своей неудержимой страсти к путешествиям, к широкому познанию мира, Кренкель был трогательно близок к домашним, любил детей, семью, вырастил двух девочек от первого брака жены, а к сыну испытывал то чувство товарищеской привязанности, которое не только стирало разницу их лет, но как бы делало их сверстниками. Он любил многолюдство в своей квартире, обретённое после многих лет бездомья, одиночества на полярных станциях, – любил людей, беседы, застольные речи, по-детски восхищался, если что-либо получалось удачно». («Наш Кренкель», 1975).
Вспоминает Т.Э. Кренкель, сын полярника:
«Мать – обаятельная, умная и властная женщина, умевшая заставить окружающих себя уважать, – была стержнем семьи, другом и советником отца в любых вопросах. Она всегда предоставляла ему полную свободу действий и решений во всём, что касалось его работы. А работой была Арктика…
Не помню случая, чтобы в нашей семье кто-нибудь повысил друг на друга голос. Лишь единственный раз отец закричал на меня, причём меня тогда напугал не столько крик, сколь необычность его. Я с шумом вбежал к нему в кабинет, не обратив внимания на то, что отец сильно взволнован. Ему только что позвонили и сообщили о смерти Петра Петровича Ширшова…
Отец был очень ровен и одинаков в обращении со всеми, с кем ему приходилось сталкиваться, будь то государственный деятель или же, скажем, лифтёрша тётя Настя в Доме полярников. Этой чертой отец был в значительной мере обязан тому же О.Ю. Шмидту и В.Ю. Визе, которые «совершенно одинаково, одним и тем же голосом, одинаково вежливо» разговаривали со всеми…
Добряком отец был необычайным. Прежде всего, это сказывалось в его отношении к животным. Частенько у нас в доме неожиданно появлялся какой-нибудь безродный котёнок, причём это сопровождалось примерно такой аргументацией, обращённой к маме:
– Ты знаешь, Наташка, он такой славный, жалко мне его, беднягу. Пусть поживёт у нас…
В быту отец был очень непритязателен. Его устраивало то, что есть, и так, как всё расставлено и разложено в данный момент. Как все мужчины, он очень сердился, когда кто-нибудь из женщин наводил в его комнате порядок. Очень любил старые и заслуженные вещи. У него были любимые старые-престарые шлёпанцы, видавший виды домашний пиджак, полощущиеся внизу – настолько они были широки – домашние брюки, любимый прокуренный мундштук и бывалый перочинный ножик». («Наш Кренкель», 1975).
Конечно, напряжённая работа в институте не позволяла Кренкелю бывать в Арктике. Но он продолжал о ней мечтать. Е.К. Фёдоров, вернувшийся к тому времени на должность председателя Госкомгидромета СССР, вспоминал такую просьбу Кренкеля:
«Знаешь, давай найдём какой-нибудь островишко в Ледовитом океане. Построим там маленькую станцию. Доверьте мне, чтобы я был там один, прожил бы там, проработал, провёл бы все наблюдения и держал радиосвязь». («Наш Кренкель», 1975).
Эту идею Фёдоров не поддержал, но предложил старому товарищу побывать в Антарктике, возглавив морскую экспедицию на научно-исследовательском судне «Профессор Зубов». Помимо знакомства с ледяным континентом, этой рейс позволил ему завершить работу над мемуарной книгой «RAEM – мои позывные».
Из воспоминаний Т.Э. Кренкеля:
«Как мечтал он о плавании к берегам Антарктиды! Для него было бы противоестественным, посвятив жизнь Арктике, упустить возможность побывать в Антарктике. Поэтому когда Евгений Константинович Фёдоров предложил отцу быть начальником рейса «Профессора Зубова», он, конечно, обрадовался такому назначению…
