— Говорить-то об этом я особенно не буду, надо, чтобы зритель понял сам. А документов — миллион, свидетельствующих о том, что это был преступник № 1. И вообще, не я это первым сказал, а Александр Исаевич Солженицын. Конечно, власть захватили бандиты. И хозяйничали бандиты. И тут я с Солженицыным абсолютно согласен. И самое главное, что каждый человек, располагающий ну хотя бы минимумом информации, знающий хоть чуть-чуть нашу историю, особенно послеоктябрьских лет, конечно, понимает, что это бандиты захватили власть. И сегодняшние руководители, прекрасно зная, что это бандиты, имея на руках доказательства того, что они бандиты, не хотят их признать за бандитов. Так кто же тогда они сами? Напрашивается вопрос… И это на них отразится. Они не понимают, что необходимо это признать, необходимо отречься от бандитов, быстренько откреститься. Из чувства самосохранения хотя бы. Потому что обязательно отразится и уже отражается на них. Повторяю, все здравомыслящие люди прекрасно понимают, что власть бандитов этими нынешними руководителями не осуждена. Кто тогда они? — задаются люди вопросом. Значит, все — доверия им нет. А что может сделать правительство, не имеющее доверия народа? Ничего.
— Я с вами абсолютно согласен. Но, быть может, наших руководителей держит инерция народного мышления. Вот посмотрите: в Ленинграде Анатолий Александрович Собчак предложил переименовать площадь Диктатуры пролетариата в площадь Сахарова. Не получилось. При всем при том, что сейчас в Ленинградском горсовете большинство составляют демократически настроенные депутаты. И вот это демократическое большинство не может снять это название…
— Поэтому нужна просветительская работа. Вот я ею и собираюсь заняться. Самая обыкновенная просветительская работа, на самом примитивном уровне: насытить людей информацией, чтобы они знали правду о том, что с нами произошло и кто в этом повинен. Потому что вспомните, какую гневную реакцию вызвало предложение Съезду народных депутатов вынести Ленина из Мавзолея и похоронить его. Хотя речь шла даже не о том, что нужно выбросить преступника из Мавзолея, — речь шла о том, что это неприлично для цивилизованного общества, нельзя, это языческий обряд. Существует завещание Ленина, и если вы так к нему хорошо относитесь, то он заслуживает того, чтобы была выполнена его последняя воля. Это же по-человечески: труп должен быть захоронен, иначе душа будет маяться…
— Я все-таки продолжу свою мысль: может быть, вот эта инерция восприятия наших перемен и держит наших политических лидеров? Я их не оправдываю, я пытаюсь их понять. Может быть, из-за инерции общего восприятия, медленного процесса обновления сознания наше руководство не решается на радикальные шаги — отречься, откреститься от Ленина?
— Во-первых, у них тоже ведь грамоты — не больше чем у народа. А во-вторых, люди бы, конечно, все поняли, если бы прежде, чем отречься, им бы рассказали правду. Ничего же не знает народ о собственной истории. Знает, что Николай — вешатель, Николай кровавый. Это Ленин его так обозвал. А ведь все наоборот: царь — великомученик, отдавший жизнь за свой народ, любивший свой народ, страдавший за него. Очень скромный человек. Так же, как Александр Второй пытался войти в шкуру осужденного, Николай пытался войти в шкуру солдата: он надевал на себя полную солдатскую амуницию и вышагивал полный марш, чтобы знать, что это такое. И подобных примеров много. Он так воспитывался. Он не по дворам совершил путешествие после окончания образования, не по столицам Европы, а поехал на Восток, в Азию, где, кстати, на него было совершено покушение в Японии: фанатик на него бросился с мечом…
— А когда вы планируете закончить этот фильм?
— Вы знаете, как говорят: человек предполагает, а Бог располагает. Все будет зависеть от здоровья, от того, не будут ли мешать, как пойдет материал. Потому что за два месяца до сдачи «Так жить нельзя» я еще не понимал, о чем снял фильм. Отснятый материал требовал серьезного осмысления. Тем более сейчас материал требует серьезного осмысления. Тут самая большая трудность — сделать картину понятной, чтобы, как говорится, и ежу стало ясно. Я намечаю к концу будущего лета сделать этот фильм. Не скажу, что он будет таким же захватывающим и интересным, что на него тоже будут спекулировать билетами и будут очереди. Но это будет честная картина, конечно, субъективная, пристрастная, это естественно. Я живой человек, у меня есть свои симпатии и антипатии. Но так как вся наша предыдущая история настолько необъективна, настолько пристрастна, то эта, так сказать, альтернативная история чуть-чуть наоборот, верней не чуть-чуть, а совсем наоборот, тоже будет отчасти пристрастной, субъективной. Но этого все равно будет недостаточно, потому что на тех весах лежит столько лжи и фальсификации что понадобятся еще сотни картин и книг, чтобы восстановить истину. Пусть они будут не все объективны, но в противовес той лжи, на которой воспитывались люди многих поколений, они тоже будут делать свое дело.
Словом, я сейчас погружаюсь в материал, читаю, встречаюсь, смотрю, параллельно что-то уже снимаю — то, что мне кажется совершенно ясным. То, что мне неясно, я пока не трогаю. Как только появится ясность, так начну снимать. Надо сказать, что у меня огромное количество единомышленников, все понимают, что это материал благородный, нужный и что когда мы говорим о том, как надо жить, то пока лучшего, чем вот оглянуться назад, в голову не приходит. Вернуться бы к тому образу жизни! Но тут надо помнить, что обратный путь значительно длиннее.
«Поверх барьеров» 15.10.90
Чтение девятнадцатое. ОЧИЩЕНЬЕ
Из цикла «Руины»
На волне откровений
власть имущим,
ей-ей,
преклонить бы колени
пред страною своей
и прощенье повинно
попросить у страны
за итоги — руины
бесподобной войны,
что велась год за годом
с тех октябрьских дней
с молчаливым народом
чередою вождей.
То она разгоралась
до гражданской резни,
то она отступалась
до газетной грызни,
то она превращалась
в безрассудный террор,
только не прекращалась,
почитай, до сих пор,
то есть делалась глуше
в бестолковости дел,
но калечила души
пуще сгубленных тел.
Кончим с этой войною,
затаенной, как нож,
лишь признаньем виною
изначальную ложь.
Труден путь очищенья
от грехов экс-вождей…
Попросить бы прощенье,
попросить бы,
ей-ей.
1988
