Вначале была мысль
«…Его всецело поглощал процесс глубокого преобразования своей отрасли техники на основе новой, им самим созданной научной дисциплины. Личность, история жизни, научного творчества и деятельности Василия Прохоровича Горячкина представляют исключительный интерес для всех, кто понимает, любит и ценит творческую науку и передовую советскую культуру».
Академик В. Желиговскнй
В десяти верстах от Москвы
В десяти верстах от Москвы, между дорогами Дмитровской и Ярославской расположено было в давние времена небольшое именьице. Хозяин, тишайший царь Алексей Михайлович, частенько сюда приезжал, в саду гуляя, забывал тягостные государственные дела. Потом именьице ему прискучило, и он подарил его тестю своему — Кирилле Полуевктовичу Нарышкину. Да в придачу добавил еще небольшое подмосковное село Кунцево. Имение впоследствии перешло к царю Петру, затем владельцем стал граф Кирилл Разумовский, за ним — князья Долгорукие. В 1860 году Петровское-Разумовское — по двум своим хозяевам так названное — перешло в казну. Были в нем сад, пруд, речка, пашня, луг. И рядом Москва — центр экономической жизни страны, связанный строящимися железными дорогами со всеми сельскохозяйственными губерниями.
Когда-то царь Петр среди множества прочих новаторских дел собирался устроить в имении образцовую ферму, о чем память запечатлелась в названии близлежащего села — Астрадамово. От слов «мыза Амстердамская» произошло оно. Память преобразователя в высших сферах Российской империи чтили. И по этим причинам подан был проект царю об открытии в Петровском-Разумовском высшего сельскохозяйственного учебного заведения.
Время — шестидесятые годы девятнадцатого столетия — подгоняло, торопило. Только что отменили крепостное право. Не могла далее развиваться страна, где экономика строилась на рабском, принудительном труде. Жить по-старому стало нельзя. Но чтобы перейти на новую экономическую основу, чисто капиталистическую, денежную, России требовались дельные и образованные люди.
Петровская земледельческая академия была открыта 21 августа 1861 года. Вскоре она соединилась I Лесным институтом.
Но царю в этом его начинании, как, впрочем, и во многих других, не повезло. Академия оказалась рассадником бунта и крамолы, студенты ее всегда были в первых рядах смутьянов. После того как в апреле 1890 года сто пятьдесят студентов разом угодили в Бутырскую тюрьму, царь распорядился закрыть академию, а профессоров уволить. Большинство из них тоже были далеки от благонадежности.
Однако ж оставаться без специалистов государство не могло. Через четыре года на месте бывшей академии открылся Московский сельскохозяйственный институт.
В министерстве земледелия
Огромные окна, огромный кабинет, огромный стол с львиными лапами вместо ножек и витыми — в виде змей — колонками по углам. Окна задернуты шелковыми кремовыми портьерами. В кабинете министра земледелия и государственных имуществ тихо. Ни звука не доносится из-за массивных, резных, плотно закрытых дверей.
Министр Алексей Сергеевич Ермолов — волосы ершиком, взгляд умный, проницательный, — чуть перегнувшись через стол, слушает сидящего напротив. Начальник учебного отделения департамента земледелия Иван Иванович Мещерский слегка робеет. В чем дело? Зачем его вызвали? Неужели чтобы только выслушать его впечатления от поездки по сельскохозяйственным учебным заведениям страны? А может, министру интересно знать, как обучают крестьянских сыновей? Навряд ли! Хотя… Ермолов слывет человеком дельным и умным, вельможности и сановности в нем нет. Книжку написал «Системы хозяйства и севообороты». Толковых людей замечает и ставит смело на любые должности…
— …Земледелию учим совсем не плохо, — говорил между тем Мещерский. — Бывал я на уроках земледельческой химии, садоводства, огородничества, физики в применении к сельскому хозяйству. Но с орудиями знакомят поверхностно…
— Кому знакомить-то? — быстро спросил министр. — Пока не научим крестьянина пользоваться орудиями, новым инвентарем и даже машинами, толку в стране не будет. Простое, кажется, дело — плуг, но ведь они разные бывают, и для каждой почвы свой плуг нужен. А крестьянин не знает об этом. Вот и покупает он, например, шведские плуги и в Тамбовской, и в Курской, и в Псковской губернии, а плуг-то этот вовсе и неуместен для тех почв. Поковыряет мужик землю день-два, видит — ничего не выходит, да и тащит плуг в сарай. И начинает опять по старинке хозяйничать. Только деньги потратил зря, да и веру в новинки потерял.
— Но мы же не можем, — воскликнул Мещерский, — всех крестьян обучить основам культурного земледелия!
— Не можем, — согласился Ермолов, — тем более в столь обширной стране, как Россия. Но за это дело браться надо, и очень глубоко. Всего один сельскохозяйственный институт подведомствен департаменту земледелия, и весьма необходимо найти толкового и знающего человека, который будет там читать лекции о сельскохозяйственных машинах и орудиях. Да не худо, чтоб он исследовательскими наклонностями обладал бы. Совсем хорошо, если землю любить будет.
— Трудненько такого найти…
— Знаю, но искать надо. Подготовьте письмо в Московское высшее техническое училище. Попробуем туда обратиться…
Два человека стояли в коридоре Московского императорского технического училища. Сергей Чаплыгин, невысокий, с хохолком, вертел головой по сторонам, успевая замечать, что делается и в том конце коридора, и в этом. Василий Горячкин глядел прямо перед собой; взгляд его был сосредоточен; он о чем-то напряженно думал.
— И ты согласился? — спрашивал Чаплыгин.
— Согласился.
— Но ведь твой дипломный проект посвящен паровозу. Все полагали, что ты и работать станешь по железнодорожной части.
— Мне и самому бы хотелось продолжить дело отца. Последнее время он служил главным механиком мастерских Николаевской дороги, до этого же был простым крестьянином, и мне ли, его сыну, отказываться вернуться к земле, когда исконные городские жители идут в народ, в деревню…
Спеша, по сторонам не оглядываясь, о чем-то важном думая на ходу, длинными траекториями огибая кучки студентов, шел по коридору профессор Николай Егорович Жуковский. Завидел выпускников — и отступили важные дела, приветливо засветились глаза.
