В.Р.: У меня – да. А за всех говорить не берусь. Очевидно, для других наций их родина – это тоже Родина. И тоже есть любовь к Родине, какое бы государство ни было. Я-то считаю: у англичан, французов, японцев, китайцев, вьетнамцев, испанцев – да кого ни возьми, у всех свои корни. Единственная страна, которая не имеет своих корней, – это Соединенные Штаты Америки. Вот она, по-моему, не может быть в полном смысле родиной. Там родиться, конечно, можно и всю жизнь можно находиться там, но…
Я много раз бывал в Америке. И встречали меня там хорошо. Но я всегда чувствовал, что для людей это – просто место жительства. Именно так: место жительства, а не Родина. Потому что Родина – это для индейцев, но их уже нет фактически, я видел их только, так сказать, штучно – они в своих резервациях.
Да, у американцев, в моем понимании, нет Родины. И американская психология, очевидная государственная психология, она игнорирует чувство Родины. Думаю, что и наши разногласия больше всего на этой почве. Мы цепляемся за свою Родину, и мы не хотим быть Америкой, то есть страной без Родины. Это, на мой взгляд, вопрос очень важный! Ведь испанцы не отдают свою Испанию, и англичане не отдают свою Англию, французы – свою Францию и даже какая-нибудь маленькая Голландия, или Дания, или Бельгия… Во всех этих странах я бывал, и везде чувствуется дух Родины.
В.К.: А у нас? Что же происходит у нас? Раствориться хотим?..
В.Р.: Идет атака, чтобы истребить у нас чувство Родины. Уже территорию разбили, военный приоритет Америки безусловен – им только сейчас не хватает убить этот наш русский дух. Вот и идет разложение русского духа всеми способами. С одной стороны – жвачкой, рекламами всякими, пропагандой всего заграничного, а с другой – искусством западным, то есть в основном американским, кино. Всегда с погонями, всегда с убийствами и часто с безнравственностью. Это – самое главное!
В.К.: Да, убийство русского духа…
В.Р.: Покушение на русский дух. Его растлевают всяко. В том числе материально. Смотри, дескать, вон тот человек получает сколько – и ты можешь, если будешь делать то-то и то-то. Пусть и грязное, подлое, мерзкое. Ой, даже говорить об этом не хочу… Выброшен же лозунг: каждый отвечает за себя сам и живет в одиночку, а государство вроде вообще ни за что не отвечает.
Наше общество в этом отношении было гораздо более справедливое. Хотя мы жили всегда скромно, но во всяком случае обеспеченно. Мы знали, что 14-го зарплата, и она была – 14-го, а не 15-го.
В.К.: Не искушали нас «золотым тельцом». А теперь он воздвигнут в полный рост.
В.Р.: Брошен «позолоченный крючок», на который клюют люди. И все делается, чтобы они поглубже его заглотили.
В.К.: Погубят нас этим вконец, как вы думаете?
В.Р.: Испытание нам выпало суровое. Очень суровое! Испытание на сытость.
В.К.: Пожалуй, в чем-то оно еще пострашнее, нежели испытание голодом.
В.Р.: Бесспорно, бесспорно.
В.К.: Дух или заплывает салом, или разлагается, растлевается.
В.Р.: Я до 36 лет жил бедной жизнью, иногда очень бедной, голодал, и одеться не во что было. Но, как уже говорил, я был счастливым. Это парадокс, однако это – реальность.
В.К.: Вы мне рассказывали о счастье, испытанном тогда после мхатовских спектаклей…
В.Р.: Великое было счастье и радость – любимые театры. Книги, конечно. Музыка, выставки, да и все окружение… Свое представление о ценностях было. Идет нарядно одетый человек – ты смотришь: ах, как красиво! Но, кроме этого ощущения, что идет красиво одетый человек, ничего и нет. Не то что: вот мне бы так!..
В.К.: То есть зависти не возникало?
В.Р.: Никогда.
В.К.: Вот это – свойство души.
В.Р.: Конечно, душа так должна быть устроена. Но это еще и следствие воспитания. Потому все мои друзья, костромичи, они были такие. Сейчас осталось нас только двое – Катя Шелина и я.
В.К.: А она кто?
В.Р.: Она окончила пищевой институт и стала крупным специалистом по этой части. Другая девочка, ее подружка, – тоже…
В.К.: Это ваши одноклассники?
В.Р.: Да.
В.К.: И вы с одноклассниками все время поддерживали отношения?
В.Р.: Постоянно. Собирались у нас дома, накрывали стол, говорили, пели…
В.К.: И кто были эти люди?
В.Р.: Порядочные все люди. Во-первых, трудящиеся. И потом, надо сказать, многие вышли в крупные государственные фигуры. Вон Игорь Волнухин заведовал какими-то очень ответственными приборами на военных кораблях. Изобретал. Его хоронили с воинским салютом. Федя Никитин в подмосковном Калининграде был главным инженером, занимался металлом, который делали для спутников и космических кораблей. Тоже не шутка! Кирилл Воскресенский окончил военную академию и стал преподавателем высшего артиллерийского училища. Наталья Воскресенская, его сестра, – текстильщица, работала на фабрике в Костроме, потом ее перевели в Иваново, а потом в Смоленск, где она заведовала огромным комбинатом текстильным. И затем – в Министерство текстильной промышленности, на какую-то очень высокую должность.
Причем я подчеркну: никто никогда не добивался этих высоких должностей, а просто своим трудом, своими способностями выделялись – и их выдвигали. Ну, многие погибли во время войны.
В.К.: Да, это – поколение. Лицо поколения. Вы в каком году окончили школу?
В.Р.: В 31-м.
В.К.: Какая это была школа?
В.Р.: 4-я девятилетка имени Энгельса.
В.К.: И что бы вы отметили как наиболее характерное для этого поколения, для своего поколения?
В.Р.: Дружба. Отсутствие пьянки – мы водку попробовали я уж и не помню когда, взрослыми… Верность слову. Трудолюбие. Честность. Полное отсутствие карьеризма! Полное… И – никакой погони за деньгами.
Сцена из спектакля МХАТ им. М. Горького «Ее друзья»
В.К.: То есть деньги нужны просто для жизни, но никакой специальной погони за ними, поглощающей душу?
В.Р.: Именно.
В.К.: Отсюда, наверное, и такое настроение ваших пьес – светлое.
В.Р.: Я оказался в Костроме в самой обычной школьной и дворовой среде, но – идеальной.
В.К.: А чувство Родины тогда уже было?
В.Р.: Вы знаете, слов-то этих высоких не было.
В.К.: Это я понимаю. Но дело не в словах. А ощущение… Ведь вот началась война – и вы же пошли воевать. Добровольно. И сколько пошло…
