Тициану было не до праздников — надо было разделаться с долгами, а их накопилось немало. Они терзали ему душу и не давали покоя. А тут некстати объявился посол Тебальди с очередным письмом от своего помешанного на переписке герцога. Обычно появляясь в мастерской, посол, как охотничья ищейка, принюхивался и приглядывался к стоящим у стен картинам и картонам. Вдруг он сделал стойку, узрев висевший на стене набросок недавно начатой работы «Воскресение», большой центральной доски брешианского полиптиха, и как вкопанный остановился перед мольбертом, на котором была закреплена доска с почти завершенной фигурой святого Себастьяна. Рядом стояла еще одна доска с изображением того же святого, а на полу были разбросаны рисунки корчащегося от боли мученика. Тициан был занят поиском нужного решения, и что-то в традиционной позе святого, накрепко привязанного к колонне, его не устраивало. Тогда он решил заменить мраморную колонну деревом и повернул вполоборота саму фигуру.
Посол Тебальди не мог глаз оторвать от досок. По-видимому, ему тут же пришла в голову удачная идея предложить одного из этих Себастьянов своему хозяину. Видать, герцог замучил и его своими капризами. Почему бы не отослать в Феррару одну из этих превосходных картин, чтобы ублажить на время Альфонсо д'Эсте? Когда он высказал вслух свою мысль, она сразу понравилась Тициану, так как давала ему некоторую передышку. Но затея не осуществилась, ибо герцог не отважился перебегать дорогу папскому легату, зная по личному опыту коварство Ватикана, от которого лучше держаться подальше, чтобы не нажить беды.
Образ христианского великомученика Себастьяна, бывшего начальника преторианцев во времена правления императора Диоклетиана, давно привлекал внимание Тициана. Уже дважды он писал его изображение в упомянутых выше алтарных образах, высоко оцененных Вазари. На сей раз, приступив к работе над полиптихом для Брешии, он сделал несколько предварительных рисунков, прежде чем взяться за кисть, отыскивая более выразительный ракурс фигуры мученика. По этим рисункам можно судить, какую эволюцию претерпело понятие мученичества у Тициана. От прежнего гордого смирения, непротивления злу и покорности не осталось и следа. Отныне его герой не приемлет ниспосланные судьбой испытания и готов до конца постоять за веру и человеческое достоинство.
Привязанный к дереву и пронзенный стрелой в грудь, он весь изогнулся, стараясь вырваться из пут, и почти повис на руках со вздувшимися мышцами. Сдерживая крик боли, святой своим видом выражает презрение к врагам и готовность бороться. Его правая нога опирается о поверженную колонну, на торце которой начертаны имя художника и дата — 1522 год. Вдали виден ангел, врачующий рану святому Роху. Здесь Тициан превзошел самого себя, рисуя полное напряжения молодое мускулистое тело героя — именно героя, а отнюдь не мученика. По свидетельствам биографов, художник считал этого Себастьяна лучшей своей работой. По динамизму и выразительной пластике фигура Себастьяна напоминает скульптуру Микеланджело «Восставший раб» (Париж, Лувр), хотя Тициан еще не был знаком с творениями великого флорентийца.
Много позднее он вернется к теме мученичества и трясущимися от старости руками создаст один из своих последних шедевров «Святой Себастьян» (Санкт-Петербург, Эрмитаж), на котором его герой перед смертью обращает взор к небу. Отчетливо виден один лишь правый глаз Себастьяна, и в нем читается не мольба, а неутоленная жажда борьбы за правое дело и неприятие существующих на земле порядков. Тициан до конца останется верен мечте об идеальном герое.
Для завершения работы над полиптихом он решил побывать в Брешии и успокоить настырного легата Аверольди. Ему не сиделось дома, где после рождения ребенка было полно каких-то кумушек, кормилиц и сиделок. Их явно стесняло мужское присутствие, и оба брата решили отправиться в дорогу, тем более что из Кадора приехали погостить и взглянуть на племянника младшая сестра Чечилии и ее брат Маттео, за которого когда-то было обещано похлопотать в высоких инстанциях.
Путь был неблизкий, и пришлось сделать остановку в Вероне, где у Тициана был старый долг. Но пока он смог показать настоятелю главного собора лишь картон с эскизом будущего алтарного образа, посвященного теме Вознесения Девы Марии, хотя и меньшего размера, но во многом повторяющий прославленную «Ассунту». Настоятелю ничего не оставалось, как рассыпаться в благодарности и запастись терпением.
Монсиньор Аверольди обставил приезд Тициана в Брешию с большой помпой, но художник не собирался долго здесь задерживаться. Осмотрев просторную церковь Святых Назария и Цельса с незаконченным еще фасадом и сняв с помощью брата замеры ниши, он четко представил положение будущего полиптиха. В городе его заинтересовали древний храм времен императора Веспасиана, романская ротонда и панорама, открывающаяся с холма Чиднео, откуда были видны многие памятники лангобардской культуры. Было сделано несколько рисунков, которые понадобятся для завершения центральной доски полиптиха. На прощание папский легат подарил Тициану гравюру с античной скульптурной группы «Лаокоон», обнаруженной в 1506 году во время раскопок в Золотом доме Нерона в Риме, о чем художник был уже наслышан. Ее пластика потрясла Тициана, что найдет свое отражение как в фигуре Спасителя, так и в изогнутости торса святого Себастьяна на брешианском полиптихе.
С Аверольди распрощались по-доброму, пообещав в ближайшее время завершить работу и отправить ее через контору Таксиса. На обратном пути было решено заехать в Виченцу, где Тициана давно ждали и где Палладио пока не успел установить свое безраздельное господство. По приезде туда произошла неожиданная встреча с бывшим учеником Парисом Бордоне, напомнившая Тициану о неприятной истории с картиной для церкви Сан-Никола. Щеголь Бордоне был искренне рад встрече с мастером, сделав вид, что в прошлом между ними ничего не было. Его пригласили поработать в лоджии дворца дель Капитано по рекомендации местного эрудита и литератора Джованни Триссино, автора первой итальянской трагедии «Софонисба». Тициан недавно познакомился с ним на одном из литературных вечеров в Ферраре. Бордоне почти закончил свою фреску «Опьянение Ноя» и вскоре отбыл восвояси. Его работу Тициан оценил по достоинству, углядев в ней собственное влияние. По привезенному эскизу и с помощью Франческо он быстро написал «Суд Соломона» в той же дворцовой лоджии (фреска была варварски уничтожена, когда Палладио принялся перестраивать здание).
Настало время сдачи работы заказчику. Как свидетельствует в своих записках Микьель, явился сам капитан-губернатор в сопровождении свиты. Понимая, что имеет дело с официальным художником республики, расположения которого домогаются многие заказчики, он принялся расточать похвалы, выделив «Опьянение Ноя» как наиболее впечатляющую фреску, в которой славному мастеру удалось с таким блеском себя проявить. Ситуация была поистине комичной. Братья понимающе переглянулись, а Тициану живо вспомнилось, как когда-то одна из написанных им фресок в Немецком подворье настолько понравилась венецианцам, что многие приняли ее за работу самого Джорджоне, из-за чего тот затаил на Тициана смертельную обиду. Теперь история повторилась, приняв иной оборот. Ученик превзошел учителя, который однажды лишил его желанного заказа. Этот случай не мог не задеть Тициана за живое. Возможно, именно тогда он понял, что ничто в этой жизни не проходит бесследно и что наступает день, когда за все приходится платить.
