На следующий день Тициан уже был на месте в сопровождении де Франчески, который показал ему незавершенную картину «Встреча папы Александра III с Фридрихом Барбароссой» и поведал об историческом событии, имевшем место в 1175 году, когда зарвавшийся германский император был вынужден целовать туфлю папе, а тот, чтобы прилюдно унизить монарха, еще и наступил ему ногой на шею. Событие, произошедшее у входа в базилику Сан-Марко, имело большое политическое значение для Венецианской республики, а потому предложение Тициана было с радостью воспринято во Дворце дожей.
Беседы с де Франчески напомнили Тициану о днях безмятежной юности, когда он не расставался с книгой и жадно впитывал все то, что мог дать мир венецианской культуре. Незаконченная картина предоставляла ему простор для полета фантазии, и он решил заполнить пространство на полотне вокруг двух ранее написанных центральных фигур групповым портретом членов Новой Академии во главе с ее основателем Альдо Мануцио, к тому времени покойным. Не беда, что на картине речь идет о событиях почти пятисотлетней давности: пусть в окружении понтифика и посрамленного императора будут представлены не анонимные придворные и воины, а подлинный цвет современного венецианского общества на фоне святыни — базилики Сан-Марко. Решение было мудрое, и картина должна вызвать большой резонанс. Композицию подобного рода когда-то использовал Джентиле Беллини. Но в отличие от него Тициан придал своему полотну праздничный настрой и подлинно светское звучание. Работа успешно продвигалась с помощью Франческо и учеников. Большим подспорьем явилось множество зарисовок, сделанных ранее с натуры. Кого только не было на картине!
Весть о новом тициановском творении разнеслась по Венеции. Началось настоящее паломничество во дворец, и властям пришлось подумать об обеспечении порядка доступа в зал Большого совета. Первыми туда устремились венецианские интеллектуалы и знать. Всем не терпелось увидеть себя в яркой толпе перед собором на площади Сан-Марко. Поскольку само полотно погибло при очередном пожаре, можно только предполагать с некоторой долей вероятности, кто был на нем запечатлен.
Как всегда, помогли пространные свидетельства Санудо, чью грузную колоритную фигуру Тициан никак не мог обойти вниманием, запечатлев рядом с ним неразлучного Микьеля, равно как и своих верных покровителей Аурелио и Наваджеро. Несомненно, представлены были автор нашумевшего романа о любовных сновидениях Полифила монах Колонна, известные переводчики с латыни и древнегреческого, издатели и видные сенаторы. В толпе воинов художник нарисовал молодых патрициев, которых ему приходилось видеть во время вновь разрешенных властями театральных представлений (тоттапе). Тициан хотел было изобразить любимца публики блистательного комика Рудзанте, но не решился, дабы не дразнить гусей — уж больно одиозной для властей была фигура комедианта. Недавно после одного представления, для которого Тициан написал декорации по просьбе артиста, разразился дипломатический скандал и французский посол выступил с резким протестом, ибо его страна стала мишенью едкой сатиры Рудзанте.
Вскоре заказы посыпались как из рога изобилия. Позднее Тициан напишет поясные портреты некоторых из представленных на картине персонажей. Прежде всего, это подсказавший саму идею картины Андреа де Франчески, — его он нарисует трижды, — поэты и литераторы Ариосто, Бембо, Кастильоне, Варки, Барбаро и многие другие видные лица. И все же это полотно вряд ли можно отнести к явной удаче художника, который был вынужден действовать в строгих рамках не им избранного сюжета с единым желанием ублажить правительственных чиновников, дабы они не докучали хотя бы на время придирками по поводу батальной картины.
Раскрытие судьбы отдельной личности подводит Тициана к пониманию сложных процессов в общественной среде. Причем каждая такая личность выступает у него не изолированно, поскольку на ней как бы сфокусированы действующие в мире силы добра и зла. Среди таких работ выделяется «Потрет молодого дворянина» (Флоренция, галерея Питти). Долгое время загадочная личность изображенного на полотне человека с почти гипнотическим взглядом зеленовато-синих глаз порождала множество догадок. Считалось, что это портрет норфолкского герцога Говарда, и картину стали называть «Портрет молодого англичанина». В 1928 году искусствовед Вентури62 выдвинул вполне обоснованное предположение, с которым согласились многие, включая Бернсона и наших видных исследователей, что это портрет феррарского юриста Ипполито Риминальди. С ним Тициан любил встречаться во время наездов в Феррару, ценя в нем образованного человека с четкой жизненной позицией. А однажды ему пришлось советоваться с Риминальди по поводу завещания.
При первом взгляде на картину поражает простота ее исполнения — ничего лишнего или вычурного. Создается даже впечатление, что Тициан сознательно приглушает яркость своей палитры, чтобы добиться более глубокого раскрытия сущности портретируемого лица. На серовато-оливковом фоне отчетливо вырисовывается силуэт молодого мужчины в строгом черном камзоле с едва заметными поперечными прошивками. Левой рукой он опирается на бедро, что придает фигуре некоторую монументальность, а в правой руке зажаты кожаные перчатки. Свет плавно льется сверху слева, отбрасывая темную тень на задник. Асимметричность кривых линий порождает ощущение легкого движения самой статичной фигуры.
Цветовая гамма картины предельно сдержанна и скупа по общей тональности сероватых и черных пятен. Темные приглушенные тона ткани строгого одеяния смягчаются вкраплениями белых пятен кружев, оторачивающих воротник и рукава камзола, коричневым цветом перчаток и золотистым поблескиванием звеньев массивной цепочки на груди молодого мужчины, словно повторяющей линию овала благородного лица. Эти вкрапления нарушают монотонность ритма темно-серых красочных пятен. И никаких внешних эффектов, все подчинено главной цели — отображению внутреннего мира изображенного человека. Особенно бережно написано лицо. Краски вибрируют, ложась то плотно, то с необычной легкостью мазка, а потому светотеневые градации и переходы тонов едва различимы на портрете.
Прекрасное одухотворенное лицо, написанное анфас, обращено к зрителю. Темно-русые пряди волос и мягкая бородка окаймляют печально-отрешенный лик с высоким открытым лбом, чуть впалыми щеками и слегка приоткрытыми, словно о чем-то вопрошающими губами. Задумчивый взгляд скользит поверх зрителя в сторону. Основное внимание приковывают к себе выразительно написанные глаза молодого мужчины, в которых отражено богатство его внутренней жизни. Кажется, что они застыли, выражая колоссальную работу ума человека, задумавшегося над неразрешимыми вопросами окружающего его мира. Этот взгляд притягивает своей неизъяснимостью подобно тому, как притягивают взгляд и загадочная улыбка леонардовской «Джоконды».
