Где-то теперь это платформа?
Я снова заставлял себя проснуться, ходил взад-вперед по тропинке и в какой-то момент, посмотрев в темноту, увидел… глаза. Точней, несколько пар мерцающих роскошно глаз. Я понял, что это волки.
И только тут я в полной мере оценил невероятное раз… байство, которое царило в нашем обществе. Не только в гражданском, но и в военном. Дело в том, что СКС, который выдали мне для охраны экспедиции, выдан был мне с летней смазкой. Именно так! У меня – новенький самозарядный карабин и огромный цинк с патронами. И то и другое совершенно бессмысленно. Стрелять нет возможности, так как СКС – в летней смазке. Единственное применение для карабина находилось, когда мы доставали хлеб во время привалов. Это было самое большое развлечение – ударить прикладом по буханке: она рассыпалась, как хрустальная.
Единственное, что имелось у меня из действующего оружия, это ракетница за поясом (поэтому она всегда была теплая) и несколько ракет в кармане.
И вот я, чтобы напугать волков и вообще осветить окрестное пространство, и понять, сколько же нас окружает зверей и насколько серьезны их намерения, я выстрелил в направлении мерцающих глаз, и ракета, рассыпаясь искрами, запрыгала по насту. Я увидел волков шесть или семь, когда они отскакивали в сторону. Это были полярные волки – неописуемо красивые! В белой шерсти, с очень мощной грудью. Очень собранные – не вытянутые, как европейские волки, а клубок мышц!
От холода у Жени и Володи лопнули стекла очков. Каюры раскопали снег и зарылись в него.
Все проснулись и повскакивали, конечно. Впрочем, каюры очень спокойно отнеслись к событию. Сказав, что волки собак не тронут, а если развести костер, вообще не подойдут, опять ткнулись в снег – досыпать.
Но уже никто из нас уже спать не мог. Каким-то чудом развели костер (уже не припомнить и из чего). И сидели у огня, пили чай, разговаривали и время от времени постреливали в разные стороны из ракетницы, что никак уже не беспокоило наших каюров, которые продолжали во сне мирно трезветь в естественном вытрезвителе паренской тундры.
Через три часа тронулись. Это был самый тяжелый переход. В темноте мы продолжали двигаться по глубокому и сыпучему, как речной песок, снегу. Теперь я знаю, что такое падать от усталости. Я падал от усталости. Во время отдыхов на нарте отключался, и мне тут же начинало что-то видеться…
Жутко хотелось есть. Все чаевки были на таком морозе, что ничего съесть не было возможности. Все замерзло намертво.
Примерно в 2 часа начался встречный ветерок, и от него совершенно отнялось лицо. Я просто перестал его чувствовать. Пришлось отвернуться, сесть спиной к дороге. В это время я ехал последним – собаки тащили потихоньку по уже пробитой колее. Глаза мои сами закрылись…
Мне приснилось песочное пирожное, «корзиночка»… И снова летние горячие доски перрона станции Перхушково, на которой мы всегда сходили, когда добирались на электричке на дачу.
И здесь каким-то уже отдаленным сознанием, словно находящимся уже вне меня, я вспомнил, что именно сладкое видится в снах замерзающим людям. Неимоверным усилием воли я себя заставил проснуться.
Попытался разлепить смерзшиеся ресницы и… не смог. Наконец мне с трудом удалось это сделать.
Была звездная ночь – и собаки лежали. Все!
Рук не чувствую. И никого кругом. Все, думаю, конец! А понять – обморожен или нет, я не могу. Здесь критериев нет.
Помоги, Господи!
Над собой я видел колоссальное, ярчайшее созвездие Большой Медведицы. Опять я представил себе, что эта Медведица сейчас, вот именно сейчас, висит и над теми, кто в Ялте, и над моей Николиной Горой, только там созвездия не видно, потому что сейчас там у нас день.
Я зачем-то представил, как забрасываю домой спиннинг через эту Большую Медведицу, и, словно за рычаг, зацепившись на эти дрожащие звезды и крутя катушку спиннинга, начинаю выматывать, вытягивать себя из полумертвого этого состояния.
Сначала и пошевелиться было невозможно. Засыпая, я был мокрый, и теперь весь застыл. Я словно находился в панцире, в ледяных латах – буквально.
Тогда я попробовал помочь себе просто дыханием, начал им по чуть-чуть подымать и опускать грудную клетку, начал двигать прессом, чтобы хоть как-то отогреть, расшевелить все заскорузлое, примерзшее к телу белье.
Это были полярные волки – неописуемо красивые! В белой шерсти, с очень мощной грудью. Очень собранные – не вытянутые, как европейские волки, а клубок мышц!
Заледеневшая ткань сначала вообще не поддавалась моим микродвижениям, но… вот мало-помалу стала поддаваться, я сумел пошевелить пальцами, а потом и разогнуть руки…
Попробовал подняться – не получается! Но еще, еще попытка… – и вот я уже потихоньку поднимаюсь, поднимаюсь… И тут я вдруг понял, что если сейчас я встану на ноги, то сразу упаду, потому что у меня не гнутся колени!
Начал двигать ногами и так постепенно, наверное, в течение минут сорока или часа, я отогрелся и даже вспотел!
Вторая задача была – поднять собак.
Надо сказать, собаки, оставшись в открытом пространстве зимой, выкручивают под собой лунки хвостами в снегу и укладываются. Вот и мои теперь в этих лунках, мертвые уже совершенно, лежат… Надо поднять вожака. Я поднимаю буквально руками его, он ложится, я поднимаю – он ложится…
Собаки обычно кусаются, если подходит чужой человек. Но эти уже такие промерзшие, уставшие были, что даже не кусались. Я их уговаривал, целовал, дышал на них, объяснял им что-то. Дыханием им веки оттаивал… Они стали просыпаться потихоньку, отряхиваться.
Я поднял нарты, стал войтовать – за время стоянки к полозьям примерз намертво наст. Потом положил, начал подталкивать санки – с тем чтобы собаки приняли. Они приняли. Вот мы и пошли, пошли, пошли… Сначала медленно, потом быстрее, дальше, дальше, дальше…
Голова поначалу работала четко, но потом от монотонности этого бега, хоть и был он тяжелым, все стало опять притупляться. Бегу ведь – а глаза слипаются! «Вот, – думаю, – упаду сейчас, и все. Собаки убегут, и конец. Если усну, уже не встану».
Путешествие на нартах по тундре
Сел на нарту. Собаки – умницы. Тянут. Хотя в дороге они – уже почти сутки. Руки все же отогрелись. Но шарф, которым обвязано лицо, превратился в ледяной панцирь. Усы к нему примерзли, носу больно, а снять этот шарф сил нет. Верней, страшно себе даже представить, как это теперь возможно – снять рукавицы, малахай, отодрать шарф, достать другой и все снова надеть. На этом ветру да при температуре –59 °C. Руки и лицо прихватит моментально.
