выпали из кабин и, естественно, разбились. […] Похоже, англичане взяли на себя командование всеми войсками, они руководят обороной и расстреляли порядочно дезертиров! Ну и поделом им!» В записи от 5 сентября – размышления о том, как будет народ выживать, если случится настоящий голод. 8 сентября Хеннинг едет с Отто Тулином в Биби-Эйбат и моется там в бане. «Какое же это удовольствие – наконец-то как следует помыться! Отто угостил меня блинчиками, настоящими шведскими блинчиками с вареньем. Вот была вкуснятина!» Пушек на таком расстоянии от Баку не слышно. 15 сентября начинается давно ожидавшееся сражение. Хеннинг Бэрнъельм подробно описывает, как раненых англичан перевозят к таможенной пристани, как армяне в очередной раз собираются в порту, рассчитывая спастись бегством. В переговорах о мире участвует шведский консул Кнут Мальм. Хеннинг с секретаршей и военнопленным Вилли прячутся от обстрела в подвал. Бегущие армяне бросили на пристани узлы с вещами, и татары в мгновение ока расхватывают одеяла и подушки, самовары, ковры, швейные машинки и все прочее. Хеннинг помогает английскому солдату, который отстал от своих.
Понедельник 16 сентября: «На моих глазах турецкие солдаты много раз уводили за кладбища и дальше в горы мужчин, женщин и детей самого разного возраста. Их участь, вероятно, была предрешена». 19 сентября Хеннинга знакомят с новым кабинетом министров республики Азербайджан. «Это произошло у Делина, который вызвал меня, чтобы обсудить меры по защите шведов. В городе по-прежнему резали армян. Татары мстили за март, когда армяне присоединились к большевикам в кровавой расправе над татарами; погибли тысячи людей, и большевики одержали победу». Хеннингу то и дело звонят по телефону с просьбами о защите. «Совершенно очевидно, что народу дали отвести душу и отомстить за мартовские события». Все армянские магазины разграблены, город выглядит ужасно. Лишилось жизни около двух тысяч армян. Заодно банды громил разнесли магазины у евреев, русских и иностранцев. Наконец власти прекращают бесчинства. В разных местах Баку устанавливают виселицы, бандитов вешают, иногда расстреливают. «Сегодня я сам видел троих мерзавцев, качающихся на виселице». Хениинг отмечает, что «на промыслах все осталось в сохранности, по крайней мере у Нобелей. Работа теперь пошла по-другому, и с мастерами разговаривают другим тоном. Думаю, обеим сторонам приятно не зависеть более от комитетов и комиссаров, которые совали свой нос в каждую пустяковину». 15 сентября 1918 г., когда Баку захватили турки, арестованных большевиков успели вывезти в закаспийский Красноводск, где ими занялись местные власти. 20 сентября 26 бакинских комиссаров были расстреляны, по-видимому, с молчаливого согласия англичан. Один из деятелей бакинской коммуны, Анастас Микоян, сумел избежать казни и потом рассказал о случившемся Ленину. 20 сентября Хеннинг задается вопросом о том, «что теперь будет с нефтяной промышленностью – не иначе как ее опять денационализируют. От этого зависит вся деловая жизнь Баку. Государственный банк с деньгами и ценными бумагами эвакуирован на пароход, который, как прочие пароходы и военные суда, стоит на рейде за Наргеном [островок недалеко от Баку. – Б. О.]. Жизнь в городе постепенно входит в привычную колею, но находиться на улице после семи вечера запрещено». Турки оставили Баку в начале ноября 1918 г. И тут же вернулись англичане, хотя 11 ноября окончилась мировая война и Азербайджан с мая считается независимым государством. В конце августа 1919 г. англичане ушли. В январе 1920 г. между Арменией и Азербайджаном разгорается война из-за Нагорного Карабаха. 28 апреля того же года Красная Армия взяла Баку.
В сентябре Хеннинг Бэрнъельм выехал на родину, но, не добравшись туда, умер в Берлине от тифа.
«Ага, англичанин… сейчас мы его прикончим!»
При первой национализации «Товарищества бр. Нобель» его главным управляющим в Баку был Артур Лесснер. Всех начальников оставили, но под надзором рабочих комитетов. По свидетельству Вильгельма Хагелина, Лесснер стал единственным из руководителей товарищества, кого преследовали большевики. Ему пришлось съехать с квартиры и отказаться от служебного автомобиля. Вместе с еще несколькими начальниками Лесснера бросили за решетку: они не согласились платить дань, которую вымогали рабочие. Позднее Лесснера объявили контрреволюционером и, согласно армянским источникам, тайно приговорили к смерти; впрочем, этот приговор был заменен высылкой из Баку. Несколько томительных недель Лесснер прождал в Петрограде, а после ухода большевиков, в августе 1918 г., он с последним пароходом снова едет туда. В мемуарах Хагелина есть рассказ Лесснера о том, что начинает твориться в Баку в середине сентября, с приходом турок:
«Нобели потеряли мало людей и мало имущества. Объяснялось это тем, что у нас служило немного армян, а еще мы всегда поддерживали добрые отношения с мусульманским населением – и с верхами, и с низами. Все же совсем без жертв не обошлось. Вместе с другими армянами убили нашего замечательного, преданного, проработавшего много лет телефониста Минаса. Потом на заводе взорвалась бомба. Я кинулся туда и увидел, как из здания теплоэлектростанции выносят тяжело раненного пожилого механика. Одновременно сообщили о гибели госпожи Власенко – в ее квартиру тоже бросили бомбу».
В конторе Лесснеру докладывают по телефону: «Мелик-Нубаров умоляет, ради всего святого, спасите его и манташевского управляющего!» Эти двое скрываются у бельгийского консула Айвазова (армянина). Кругом грабежи и убийства, если не прийти людям на помощь, они погибнут. Лесснеру не остается ничего иного, как ехать в город, на Старополицейскую улицу. Баку еще никогда не производил на него столь грустного впечатления: в этот погожий сентябрьский день ему не встретилось ни одного человека. Лесснер уже почти добрался до дома Айвазова, но тут из-за угла выскакивает орава татар с криками: «Ага, англичанин… сейчас мы его прикончим!» – «Я вступаю в переговоры, представляюсь, объясняю, что мне нужно по срочному делу к бельгийскому консулу. На мое счастье, в толпе нашелся татарин, узнавший нобелевского начальника – и принявший мою сторону. Тут по лестнице спустился сам консул, в парадной форме. Татары решили не убивать нас на месте, а доставить в штаб турецкого главнокомандующего. Нас препроводили туда с вооруженной охраной, ввели в просторный зал, где было полно парода. В штабе вели переговоры с представителями города (среди коих был и наш Тагианосов) о передаче власти туркам. Начальник штаба принял и нас с Айвазовым за представителей народа, нам предложили сесть и участвовать в переговорах. Я потом без прикрас описал этому начальнику, что видел кругом – толпы обезумевших татар, грабящих и убивающих направо и налево, и просил защитить мирных граждан. Он обещал, но ничего не сделал. Затем мы вернулись на квартиру к Айвазову, уже вместе с Тагианосовым и датским консулом Биерингом. По дороге мы видели, как в город входят
