Несмотря на все это, я перебрался на другую сторону рва без проблем. Я двинулся с тремя танками, с тем чтобы русские не смогли серьезно помешать эвакуации раненых и погибших пехотинцев. Лейтенант Фамула немедленно направил бронетранспортеры вперед, чтобы взять раненых. Мы подумали, что, наконец, настало время отказаться от своих намерений. Вместо этого был направлен приказ: «Убедитесь в том, что вы можете двигаться вперед. Вам высылается новый батальон». Некоторые могут посчитать это безумством или — в зависимости от момента — преступлением. Но нельзя судить о требованиях в таком решающем сражении с точки зрения гражданских лиц или живущих в мирное время.
Как минимум, я хотел достигнуть точки 312, чтобы иметь лучший исходный пункт для атаки на юг на следующее утро. В то же время мне было также совершенно ясно, что мы никогда не достигнем Нарвы. Русские давно заминировали дорогу через лес. Мы продвинулись лишь на очень короткое расстояние.
Один из танков был уже выведен из строя, и дорогу снова нужно было освобождать. Я хотел зажечь сигарету. Крамер дал мне огня, и в этот самый момент мощный удар потряс наш танк. Это, вероятно, был снаряд сверхкрупного калибра, выпущенный из самоходного орудия.
Однако на этот раз он последовал с русской стороны. Орудия были размещены на возвышенности слева от нас. Солдаты слева от меня уже распознали цель и открыли по ней огонь. Командирская башенка была полностью снесена с моего «тигра». Осколки задели мне висок и лицо. Раны, конечно, сильно кровоточили, но не более того. Крамер всегда осуждал меня за курение, но, если бы я не нагнулся, чтобы зажечь сигарету, моя голова осталась бы в башенке в критический момент. Вряд ли нужно говорить о том, что мне бы не сносить головы в самом прямом смысле этого слова.
И я был бы не первым, с кем это случилось. Причину следует искать в недостатке конструкции. На первых «тиграх» командирская башенка все еще приваривалась. Она выступала высоко и имела прямые смотровые щели. Крышка люка торчала вертикально вверх, когда он был открыт. Таким образом, всякому должно быть понятно, что танк уязвим сверху.
Снаряду с бризантным взрывчатым веществом достаточно было ударить в люк, и весь заряд обрушивался на голову командира. Если командир хотел закрыть люк, ему нужно было перегнуться через борт машины и вылезти по бедра, чтобы освободить предохранительную задвижку, которая удерживала крышку. Эта неудачная конструкция в конце концов была изменена. В дальнейшем командирская башенка стала закругленной. Командир вел обзор не прямо сквозь смотровые щели, а опосредованно, с помощью зеркал, и крышка откидывалась и закрывалась горизонтально.
Удар снаряда, сорвавшего командирскую башенку, пришелся прямо по линии сварки. Мне повезло, потому что, ударь снаряд несколько выше по люку, я бы не отделался так легко, несмотря на спасительный наклон, чтобы прикурить.
Для того чтобы окончательно уйти из поля зрения русских, мы быстро двинулись к точке 312, что тогда означало, что мы находимся в лесу. Я повернул вправо, чтобы прикрывать тропу, которая вела к нашей дороге с севера. Предполагалось, что следующий за мной танк будет обеспечивать безопасность в южном направлении. Я сразу же обнаружил русское самоходное орудие в северном направлении и велел наводчику взять цель. Однако иван ушел, заметив, что мы прицеливаемся в него.
Крамер выстрелил, и в то же самое время другое русское самоходное орудие попало по нас между башней и корпусом. Следующий танк еще не достиг точки 312. Для меня остается загадкой, как нам удалось выбраться из «тигра». Колонна двинулась назад к противотанковому рву, осуществляя прикрытие во все стороны. В это время еще один танк был подбит, и его пришлось столкнуть в болото слева от дороги.
Мы собирались восстановить поврежденный танк позднее, так как были уже сыты всем по горло. Если бы сумели оценить ситуацию в целом и еще некоторое время продолжали бы вести огонь, нам всем пришлось бы возвращаться на своих двоих. Этим был увенчан в. заключение наш «подарок фюреру на день его рождения».
На обратном пути мы уже не несли потерь. Тем временем граф снял с нашей прежней линии фронта батальон для обеспечения нам прикрытия. Боевая группа, которая выдвинулась с севера, тоже застряла.
Судя по донесениям ее командования, боевая группа, выдвигавшаяся к югу от нас, достигла дороги между точкой 312 и городом Нарвой. Вероятно, в этом заключалась причина того, почему нам приходилось продолжать ждать. Наверное, они могли очистить дорогу с того места. На следующий день мы подбили два танка противника во время контратаки русских.
Наш поврежденный «тигр» саперам пришлось взорвать на месте, потому что его нельзя было восстановить. 22 апреля мы переместили свои позиции немного вперед, чтобы обеспечить буксировку второго танка. Ночью отбуксировали «тигра» назад. Русские больше не жалели боеприпасов, как только им стало известно, что наша операция провалилась. Мы получили несколько попаданий из противотанковых пушек, потому что обе выхлопных трубы нашего танка накалились докрасна и представляли собой хорошую мишень. Мы слезли с одного «тигра» перед рвом.
По пути еще дальше в тыл мы подобрали вышедший из строя танк. Русские бипланы-»этажерки» ощутимо мешали нашему движению в тыл. (Замечательный лейтенант Фамула также пал жертвой одной из их бомб.)
Наконец мы достигли нашего района сосредоточения, заняли позицию там на случай контратаки русских. В то же самое время пехота вернулась на свои старые позиции. Фон Шиллер вместе с обер-фельдфебелем Дельцайтом оправились вперед, чтобы вернуть еще одну вышедшую из строя машину. Когда мы забирались в танк, осколок противотанкового снаряда угодил Дельцайту в мягкое место. Он дал выход своему негодованию потоком ругательств.
«Тигр», который мы оставили на дальнем краю рва, тоже пришлось взорвать на месте, потому что пехота не могла сдерживать натиск русских. Им пришлось отходить той же ночью. Вот как закончилась третья «операция Штрахвица». Мы не захватили ни пяди земли, а в ходе ее потеряли много солдат и танков.
Наши операции на северном участке Восточного фронта, особенно несколько последних вдоль Нарвы, не порадовали нас, несмотря на достигнутые успехи. Однако каждый из нас понимал, что наше присутствие крайне необходимо. Пехота сама по себе была слишком слаба для того, чтобы бороться с превосходящим противником. Нам приходилось укреплять фронт, становясь «стержнями в корсете». Одной лишь психологической поддержки, которую зачастую только мы могли обеспечить, было достаточно для того, чтобы удержать нашу «пехтуру» от прекращения сопротивления. К сожалению, потери, которые мы несли от непрямого огня, в результате слишком частых беспорядочных перемещений, были слишком велики. Проблемы поломок в заболоченной местности также возникали чаще обычного.
