Кло Андре - Харун Ар-Рашид

Он, безусловно, был глубоко религиозным. Доказательство тому — девять паломничеств в Мекку, не имевшие ничего общего с увеселительной прогулкой, несмотря на относительный комфорт, которым он пользовался в путешествии, а также сто земных поклонов, совершаемых ежедневно, и милостыня, способствовавшая тому, что он прославился своей добротой. Его любовная жизнь, не более и не менее оживленная, чем у других принцев, или даже просто обеспеченных горожан, никоим образом не нарушала предписаний ислама.

Трогательна любовь, которую он питал к Зубайде на протяжении всей своей жизни, хотя влияние, которое она на него оказывала, не всегда было благотворным. Если его пристрастие к вину, которое он пил в обществе надимов, и не было образцом для подражания, то у нас нет никаких указаний на то, что с его стороны имела место какая-либо неумеренность в винопитии, в отличие от того, что нам известно о многих других халифах. Его озабоченность образованием своих сыновей характеризует его как внимательного отца семейства. Таким образом, он представляется достойным и любящим человеком, эпикурейцем, не впадающим в излишества (в некоторых случаях он даже сам готовил себе пищу), боящимся Бога, но еще больше — всего того, что могло угрожать его власти или даже бросить на нее тень. «Можно вспомнить о Людовике XIV» (Gaudefroy-Demom-bynes). А еще о Сулеймане Великолепном.

Как и в случае Короля-Солнца, вопрос о политической дееспособности Харуна ар-Рашида не встречает единодушия. Можно поставить ему в вину его слепоту в ситуации с наместником Хорасана Али ибн Мусой, о котором к нему поступали самые неблагоприятные отзывы, но который держался на своем посту, несмотря ни на что. Налоговая политика Харуна, а на самом деле Бармекидов, не была успешной. Она способствовала ухудшению жизни сельских жителей и стала одной из причин социального брожения, которое почти непрерывно сотрясало империю. Что касается его отношений с другими государствами, продиктованных почти исключительно нуждами задуманной им войны с Византией, они выявляют стремление к расширению пространства империи и поиску внешней опоры. Это была долгосрочная политика, особенно, в том, что касается Карла Великого, но преждевременная смерть не позволила ему воспользоваться ее плодами.

Современники и потомки упрекали Харуна ар-Рашида за то, что он ускорил распад империи, разделив ее между сыновьями. Это суждение не вполне убедительно. Решение децентрализовать эту огромную территорию, которой было трудно управлять и распоряжаться из Багдада, было не таким уж плохим. Харун не может отвечать за то, что два назначенных им наследника оказались неравны по своим достоинствам. В любом случае, центробежные силы в то время были настолько сильными, что это огромное, но неоднородное пространство не могло долго оставаться в одних руках. Сепаратизм и местные интересы должны были возобладать, даже несмотря на единство языка и религии, эти две главных составляющих арабо-мусульманской цивилизации. Политический распад империи при этом имел относительное значение.

Этот образ великого халифа, у которого, как и у любого другого человека, не было недостатка в противоречиях, остался бы неполным, если бы мы не упомянули о любви к оружию, приобретенной им еще в юности. Всю свою жизнь Харун был воином. С того момента, как он занял трон, он очень внимательно относился к внедрению военной системы в районах на границе с Византийской империей, поэтому он оставил Багдад вместе с женами, детьми и имуществом и поселился в Ракке, где провел тринадцать лет, то есть более половины своего правления. Как мы видели, расширение территории ислама с помощью войны было одним из главных чаяний его жизни. В отличие от всех остальных аббасидских халифов, он лично принимал участие в походах на Византию, причем, по крайней мере, один из них имел своей целью Константинополь. Его отношения с Карлом Великим вписывались в перспективу его завоевательских планов, которые так и остались неосуществленными из-за волнений в Хорасане и внезапной смерти.

Когда Зубайда узнала о смерти халифа, она находилась в Ракке. Она немедленно организовала траурную церемонию, на которой присутствовали дочери Харуна, его сестра Улайя и придворные вельможи. Поэту Исхаку ал-Масуди было поручено сочинить элегию. Он ограничился тем, что поручил придворному хору исполнить погребальную песнь времен Омейядов. У всех на уме уже были другие заботы. Спустя несколько месяцев Зубайда покинула Ракку и вернулась в Багдад, где осталась насовсем, поселившись в своем дворце ал-Карар. Там она продолжала жить до самой смерти.

Именно в Багдаде Амина настигло известие о том, что он стал повелителем правоверных. Через два дня, в пятницу, в мечети Круглого города состоялась церемония присяги (байя). Стоя на возвышении (минбар), новый халиф продекламировал стихотворную эпитафию усопшему и призвал своих подданных к покорности. Затем принцы крови и высокопоставленные сановники поочередно подходили к нему и произносили установленную формулу. Прочих придворных и чиновников приводили к присяге дядья Амина. Войска получили сумму размером в два ежемесячных жалованья.

В Мерве новость о смерти халифа объявил сам Мамун и, в качестве второго наследника трона, принял присягу на верность Амину и себе самому. Он велел выплатить своим солдатам жалованье за год.

Через несколько дней было освобождено какое-то количество политических заключенных и, в том числе, по настоянию Зубайды, были отпущены еще остававшиеся в живых Бармакиды.

Заранее урегулировав вопрос о наследовании, Харун ар-Рашид прекрасно понимал, что смена власти все равно не обойдется без трудностей. Назначение клятвы в Мекке состояло в том, чтобы помочь избежать самого худшего. Однако то, что произошло, превысило даже самые пессимистические ожидания, и империя оказалась в двух шагах от гибели.

Не успело остыть тело Харуна, как сделанные им распоряжения начали нарушаться. Во время своего последнего путешествия, находясь в Кармасине (Керманшах), он оставил предписания на случай своей смерти: сопровождавшие его воины должны были отправиться в Мерв и встать под командование Мамуна. Однако уже в день его смерти посланник Амина, прибывший незадолго до этого в Туе, доставил адресатам послания от наследника престола, которые тот в строжайшей секретности вручил ему в Багдаде (Харун, подозревавший нечто в этом роде, приказал его обыскать, но ничего не смог обнаружить). В одном Амин приказывал поставить семью халифа и двор под начало Фадла ал-Раби, а затем отправить всех в Багдад, поручив командование армией военачальникам, чьи имена были указаны в письме. Этот приказ представлял собой явное нарушение воли Харуна. Военачальники собрались на совет. Фадл ал-Раби добился равновесия, сказав, вкратце, что предпочитает халифа, сидящего на троне, халифу, которого уже нет. Командиров это сразу же убедило.